Сокровища Призрачных островов. Карта и компас (СИ)

Сейчас там только три. Но четвертой не будет. Он был уверен, что не будет. Ведь камень становится черным лишь тогда, когда осужденный еще жив.

Никто не прикоснется к клетке до завтрашнего утра. Это далеко от столицы, в маленьком городке, можно нарушить обычай ради милосердия. Чем дальше от столицы, тем больше свободы, поэтому пиратский капитан и отпустил пленника, который был символом могущества Империи. Здесь же даже наивысшей власти его рубиновой звезды не хватит, чтоб сохранить жизнь кому‑то из пиратов.

Министр, казалось, почувствовал, как женщина перестала дышать, и покинул площадь.

Харун и Ярош Сокол стояли подле штурвала, управляя кораблем с черными парусами вместе, ведя его по реке времени, обходя водовороты и стремнины. Вели корабль, как два капитана, понимая друг друга без слов.

Вода омывает камень, отполированный до зеркального блеска. И в этом зеркале отражается большой зал Имперской школы, где учатся мастерству боя юные ученики.

Корабль качнуло: сильное течение потянуло его за собой, но Ярош почувствовал приближение опасности и вовремя выровнял корабль.

Они взяли немного ближе к берегу, где за маревом изящные пары танцевали вальс на балу в алом дворце. Смеялась красивая женщина, которая в этом году превзошла всех в пении. Осталось последнее испытание. И Химера уже ждала ее, чтобы соревноваться в чародействе. Сказительница поклонилась своему партнеру, благодаря за танец, и пошла навстречу черноволосому советнику Императора.

Еще один зеркальный камень увидел Айлан. Мужчина удивленно склонился над водой.

— Он так похож на меня…

Но это он и был. Почти выпускник, гордый своими знаниями, бежит через длинную прямоугольную площадь, спасаясь от своей судьбы.

Река времени впадала в обычное море, в волнах таяли берега. У команды почти не осталось сил, чтобы продолжать путешествие. Даже Ярош чувствовал усталость и опустошение, не говоря о других. Похоже, что тяжесть такой дороги не отразилась только на давнем народе.

— Может, ты и меня возьмешь с собой, пиратский капитан?

На фальшборте сидела девочка, чье паутинное убранство было соткано из лунного света, диадема, усыпанная черным жемчугом и бриллиантами, украшала ее черные, как ночь, волосы.

— Кто ты? — спросил капитан, оставляя штурвал и спускаясь на палубу.

— Страж тех вод, куда вы направляетесь, — девочка спрыгнула на палубу, ее глаза постоянно изменяли цвет. — Здравствуй, брат, — кивнула она Страннику. — Удивительно видеть тебя здесь, — она обвела взглядом всех присутствующих. — Так много давних на пиратском корабле, не побоявшихся связать свои судьбы с судьбами пиратских капитанов и простых людей.

Странник не ответил на приветствие. Другие давние тоже молчали.

— Ты пропустишь нас, страж? — Ярош подошел к девочке, игравшейся роскошным пером, тоже сотканным из лунных лучей.

— Пропущу. У вас красивые паруса. Но не задерживайтесь, — она улыбнулась, ее глаза осветились звездами. — Хочешь, украшу твою шляпу, капитан? — девочка протянула Ярошу зачарованное перо.

— У меня нет шляпы, достойной твоего подарка, — рассмеялся пиратский капитан.

— Но ведь будет же, правда? — таинственно улыбнулась девочка — ночь. — У всех капитанов есть шляпы.

Мяукнул Сириус, рванув туда, где засветилось молочное сияние, прыгнувшее на капитанский мостик. По ступенькам важно ступала кошка, с чьей белой шерстки сыпались звезды.

— Звездочка ясная, я же приказала быть дома, — сурово напомнила кошке девочка — ночь.

— Назвать кошку Звездочкой! — хмыкнула Роксана.

— А назвать кота Сириусом? — повернулась к ней девочка — ночь.

Белая кошечка и черный Сириус тянулись мордочкой к мордочке. Звездочка лизнула Сириуса в нос, черный кот чихнул, с его шкуры тоже сыпнуло сиянием, но еще не звездами.

— Звездочка ясная, не шали.

Но было уже поздно. Звездочка прыгнула на фальшборт корабля, а оттуда на звездную ленту Млечного Пути, тянущуюся до самого края неба. Сириус тоже тяжело запрыгнул на фальшборт. С грустью оглянулся на людей и ступил на звезды, растворяясь в ночи.

— Сириус, вернись! — Роксана подбежала к фальшборту, где догорали рассыпанные ее котом звезды, маленькие, словно камешки. — Что с ним? Что ты сделала с моим котом, колдунья? — крикнула юная пиратка на древнего стража.

— Кажется, они понравились друг другу, — одарив насмешливым взглядом Роксану, девочка — ночь повернулась к капитану. — Поэтому я и говорю: не задерживайтесь. Это опасные воды, особенно для пиратского корабля.

Она исчезла. Сияющее перо опустилось на ладонь Яроша.

— Ярош, куда ты нас привел? — встревожено спросила Феникс.

Сокол не отвечал. Феникс стало страшно.

— Ярош?

— Будем искать там, где еще не искали, — ответил пиратский капитан, сжимая в руке сияющее перо. — На кладбище кораблей. Среди теней, Феникс.

Глава 23. Кладбище пиратских кораблей

Феофан вернулся во дворец. По комнате гулял ветер. Как некогда белоперая Химера, на подоконнике сидел молодой, красиво одетый мужчина. Русые волосы изгибались непокорными волнами.

Когда министр вошел, он зажег свечу, оставив окно. В отблесках прозрачные серые глаза Ажи де Сентана казались бездонными.

Феофан остановился, почувствовав в этом мужчине силу, не менее древнюю, чем та, что жила в белокрылом советнике Императора. Он был не просто чародеем — связанный с древними чарами, часть из которых дошла до сегодняшних дней, этот непрошенный гость представлял собой необычайную опасность.

— Что тебе нужно? — высокомерно спросил министр, вспомнив, кто он и где находится.

— Сегодня вы казнили женщину, которую я могу назвать своим другом. Отдай мне ее тело, — ледяной безжалостный голос, и пламя трепещет, откликаясь на заклятье, и если имперский министр ослушается…

Но Феофан только покачал головой.

— Зачем?

— Вы сожжете ее или похороните безымянной в общей могиле, а я воздвигну для нее королевское надгробие.

Пламя затрещало, предупреждая. Чародей не любил долгих разговоров с врагами.

Держа руки ладонями к пламени, словно успокаивая его трепет, Феофан медленно пошел к Ажи де Сентану.

— Я сделаю все, как ты хочешь. Если осужденная была твоим другом, я понимаю, кто ты. Но скажи, почему вы не сдаетесь? Вы потеряли моря. Вас предают. Вам не верят. Вас осталась горстка. Но вы не сдаетесь. Почему?

Ажи с интересом смотрел на министра, стараясь понять, как один из верных слуг Империи оказался способен на такие мысли, на такие вопросы…

— Я отвечу тебе, имперский министр, если ты отдашь мне тело подруги.

Они шли по ночному городу, и почему‑то звериные глаза не могли их отыскать, не могли послать стражников. Сморенные сном, чужой непокорностью и верой, веки зверя отяжелели, и хозяин Империи погрузился в сон, где можно умереть только от жизни. Умереть, лишь если жил, а не тлел. И любая исповедь для всех смельчаков становится путем во мрак…

Город спал, и снилось ему кошмары. И это его изувеченную душу растягивали на все стороны мира вместе с тугими кошельками, набитыми его деньгами. Зверь стонал и шевелился во сне, и улицы затихли, а дома не выпускали жителей, напуганных происходящим.

Ажи и Феофан остановились возле металлической узорчатой клетки на площади.

Показав страже звезду, министр кивнул на клетку. Стражник, охранявший умершую, отпер дверь. Ажи вынес Алю, держа на руках как самую большую драгоценность.

Взгляды человека и чародея снова встретились.

— Ты спрашивал, министр, почему мы не сдаемся, хотя Империя сильнее? Но чем измеряется ее сила? Количеством слуг или воинов, территорией или страхом, который вызывают упоминания о ней в других странах? Нет, министр. Империя слаба.

Слышал ли ты, о чем говорит волна, ударяясь о крутой борт корабля, вольного взять курс к любому берегу? Или для тебя этот звук — лишь обычный плеск? А мы помним этот язык, который издавна понимали все. И потому мы не сдаемся, ибо, пока жив хоть один пират, цвет алой зари может принадлежать не только стенам Императорского дворца, но и пиратскому стягу. Прощай, имперский министр.