Офицеры советских подводных крейсеров. (СИ)

— А я Наташа, — высунув из-за плеча матери чернявую головушку, бойко затараторила девица лет восемнадцати. Обстреливая Антона карими сканирующими глазами, она скороговоркой выдала:

— Проходите, пожалуйста! Но у нас хавос….

— Вот и познакомились, — подумал Антон. — Девица видно не промах. Такой палец в рот не клади! Будешь ты теперь у меня именоваться «Хавосом» навсегда.

— Проходите, проходите! Здесь ваша комната, — Клавдия Николаевна открыла дверь и втиснулась в комнатку, заняв её своим присутствием ровно на половину. — Кровать, стол, шкаф и раскладушка для ребёнка. Располагайтесь. Захар, помоги человеку поднять чемоданы. Ой, боженьки, у меня убегает кесто, — всплеснув руками, воскликнула она и очень шустро выкатилась в конец коридора на небольшую кухню.

В голове Липовецкого опять промелькнула шаловливая мысль:

— А ты, старушенция, будешь у меня «Кестом» или лучше «Колобком»? Разберёмся! — отмахнулся он и с помощью Захара начал заселять предложенное помещение.

Светлана с сыном поднялись наверх в квартиру. Перезнакомились. Клавдия Николаевна накрыла стол в большой комнате, в которой они все и обитали. Светлана добавила своих продуктов — в основном консервов и выставила бутылку шампанского, припасённых ещё на Севере. Захар скептически посмотрел на шампанское:

— Шипучка! — констатировал он. — Вот этот самогончик на калгане — совсем другое дело! За душу берёт, согревает нежно и уверенно! Он тут же поставил на стол емкость — добрую «литруху».

После застолья, окончательно расположившись в новом жилище, отдыхая, Антон и Светлана, обмениваясь впечатлениями, пришли к общему мнению, что своим появлением они, очевидно, особой радости старшим Бандурам не принесли.

Но, привыкнув к жилищной тесноте, (кроме младшей Наташи у них были старшие дочь и сын, которые в настоящее время жили отдельно) они особенно не огорчились.

— Ну и слава богу! Выбирать-то было не с чего. На «классах» общежитие Антону предоставлялось, но для семьи…. Этот вопрос каждый семейный офицер решал по своему разумению, исходя из личных возможностей.

— Чёрт забирай! — не раз чертыхался Антон. — Сколько же можно терпеть это безобразие преодоления нищеты и трудностей!? По идее у нас государство действительно народное и должно бы быть самым демократичным. Однако властвующие лица доводят эту идею до полного абсурда.

— Да пропади они пропадом: и первый «орденоносец» Л. Брежнев, и «еже с ним» его прихлебатели. Прекрасная и такая богатая земля — его Родина с многострадальным народом, свершениями и делами которого можно и должно гордится, несмотря ни на что, имела и будет иметь достойных защитников. Он — Липовецкий, офицер-подводник Военно-Морского флота единожды присягнув Отечеству, будет защищать его умело, не жалея «живота» своего. Для этого уменья и прибыл на учёбу. Будем учиться! — подумал Антон и уснул.

Утром, умывшись и наскоро позавтракав, они втроём пошли устраивать Владимира в школу. Школа была рядом и учительница — воспитательница класса, пожилая интеллигентная ленинградка старой закваски понравилась всем. Возвращались все довольные. Хорошо и день чудесный — настроение прямо пушкинское!

— Айда «прошвырнёмся» по городу, заодно прикупим кое-чего из необходимостей быта и учёбы, возникших на новом месте, — предложил Антон.

До начала учебного процесса у них было два дня. Самый удобный и красивый вид транспорта в Ленинграде — это метро. Липовецкий уже прикинул маршрут поездок на занятия: станция Балтийская — площадь Восстания — переход на Невско-Васильевскую линию — площадь Александра Невского — выход на Заневский проспект — отсюда уже рукой подать до учебных корпусов классов.

А сейчас, опять-таки на метро по эскалатору вниз на станции Балтийской и вперёд к станции Гостиный Двор. Для ощущения естества, сущности и величия города, встречу с ним нужно было начинать с Невы.

Они медленно шли по Дворцовой набережной и Антон еле успевал отвечать на десятки вопросов, сыпавшихся из вертящейся во все стороны головы сына:

— Папа, а это что? А это?

— Папа, посмотри, почему этот дядя на коне позеленел?

Действительно, знаменитый «Медный Всадник» несколько потускнел, местами покрывшись окисью меди. Хотя Пётр не менее величественно и властно восседал на своём коне, но во взгляде его смотрящих сквозь века зениц глаз затаилось невысказанное недовольство.

— Видишь ли, Владимир, памятник отлит из бронзы давно, как дань признательности великого народа своему гениально-трудолюбивому царю, сотворившему этот город, а в целом и новую Россию. Вот он и скачет с той поры сотни лет: и днём, и ночью; и летом, и зимой; и под дождём, и под лучами солнца…. На таком длинном пути царь маленько призапылился и покрылся пятнышками соли. Но маленькие моряки-нахимовцы — есть такая в городе школа — Нахимовское училище — для того, чтобы приобщиться и продолжить святое дело своего венценосного предка, должны ухаживать за его конём. Ты ведь знаешь, что живому коню нужен и кров, и корм, и уборка, а самое главное любовь….

Так вот, чтобы зажечь в своих сердцах этот всеобъемлющий святой огонь любви к своему Отечеству, они тайно должны прикоснуться к сокровенной части бронзового коня. Пошли ближе к памятнику. Видишь:

— Яички коня блестят?

— Точно, блестят! Считай, что и ты к ним прикоснулся. Быть тебе моряком! И будешь плавать ты по морям и океанам Земли нашей, прославляя и защищая свою Родину.

Почувствовав какую-то судьбоносную торжественность момента Владимир притих и молча рассматривал вздыбленного всадника. Антону даже показалось, что монумент царя шевельнул головой, заинтересованно и одобрительно посмотрел в их сторону.

— Фу ты, наваждение! — прошептал Антон и уже во всеуслышание продолжил:

— Устали мы, пора возвращаться.

В хлопотах два дня пролетели быстро. И вот они — Антон и маленький Владимир отправились учиться: каждый в свою школу.

Если Владимир, не без трепета в душе, с букетом цветов ступил на ступеньку городской общеобразовательной средней школы знаменитого города, то его отец, оформив пропуск, вошёл в здание рангом повыше, более известного учебного заведения.

Высшие специальные офицерские ордена Ленина классы Военно-Морского флота на Охте свою историю начинали от созданных 1827 году Высших офицерских классов при Морском кадетском корпусе Флота России. Они предназначались для подготовки и усовершенствования командиров кораблей и флагманских специалистов. Сюда учиться направлялись морские офицеры со всех Флотов Союза. Вот здесь, именно на этом моменте следует сделать маленькое отступление для ясности предмета повествования по существу.

— Во-первых:

Такого рода заведения, если уж существуют, то должны функционировать на полную мощность. План рекрутов-слушателей ежегодно спускался на Флоты. Тут уж отступать не моги — отдай и не греши! По сути на учёбу отправлялись офицеры перспективные. Но перспективные умные офицеры, которые хорошо «тянут», особенно в период количественного и качественного роста поступающих от промышленности кораблей, ой как нужны на Флотах уже сейчас, а не через год. Если их с кораблей и отпускали, то не иначе как под давлением Главкома.

С радостью избавления на «совершенствование» командирами направлялся так называемый «балласт». Служит на корабле офицер, еле «тянет», но до поры и времени потихоньку растёт. Где-то на пути роста флотскими, вкупе с житейскими невзгодами он надламывается и бесповоротно запивает «горькую». В принципе он «не буйствует», но уже даже через «пень-колоду» тянуть совсем не в состоянии. Списать его с корабля невозможно: «вы школа мужества и геройства — вот и воспитывайте!» — долдонит партийное руководство. Непосредственное «родное» начальство разводит руками: «ничего не попишешь — политика партии, сопротивляться себе дороже!». Ну, как тут не воспользоваться разнарядкой и такого обалдуя не послать на классы? Это же безболезненное избавление: «и овцы целы, и волки сыты» — иди, дружок, совершенствуйся!