Фонтаны на горизонте

-Ну, что ж, Иван Алексеевич, — закончив знакомиться с документами Северова, сказал Норинов. — Я буду рад рекомендовать вас господину Осипову. Приходите за окончательным результатом завтра. Можно в это же время. Я уверен, что мы будем служить вместе.

- Я не один, — сказал Северов. — У меня есть друг детства, хотя он и значительно моложе меня, механик Джо Мэйл.

- Американец? — поднял узкие брови Норинов.

- Полунегр, полурусский, — Северов коротко рассказал о Джо.

Норинов ни разу не перебил его и задал только один вопрос:

Вы говорите, что он приличный механик?

Хороший, поверьте моему слову.

-Верю охотно, — Норинов через вахтенного вызвал с палубы Джо и, задав ему несколько незначительных вопросов, холодно сказал: — Ты принят, Мэйл. Спускайся к машине. Скажи Деду[3]

Дед — старший механик, что я прислал тебя. Иди.

Когда Джо вышел, Норинов поблагодарил Северова за механика и спросил:

— Вам приходилось бывать у восточных берегов Камчатки?

— Да

— Очень хорошо, — по тону капитана Северов дога дался, что тот не знает камчатских вод. Значит, у него- тем более шансов на получение места штурмана, которое совмещалось с обязанностями старшего помощника.

Норинов проводил Северова до трапа. На брекватере Иван Алексеевич столкнулся с Филиппом Сливой. Матрос со вспухшей скулой нес два ведра красных помидоров. Увидев бывшего капитана, он опустил ведра на камни и весело сказал:

— Здравствуйте, господин капитан. Вы будете на «Диане»?

-Штурманом, — коротко пояснил Северов, которому было приятно видеть своего матроса. — Ты тоже здесь ?

- И я и наш кок Ли Ти-сян, — торопливо сообщил Слива. — Вот послал меня за красными шариками. Фаршировать будет. Оставайтесь обедать.

— Спасибо, -— улыбнулся Северов. — Будем еще много раз вместе обедать. А вот Джо угостите. Он в машине.

— Будет сделано.

Северов попрощался. Филипп посмотрел ему вслед: «Капитан настоящий, не то, что эта глиста, Норинов». Матрос почему-то невзлюбил своего нового капитана с первого взгляда.

Домой Северов вернулся в приподнятом настроении,. с бутылкой шампанского и корзинкой фруктов.

-Соня, Сонечка! — закричал он из прихожей. — Ну, что же ты не встречаешь китобоя?

- Что случилось? — Жена недоумевающе смотрела на веселого мужа. — Снова на «Кишинев» вернулись?

-Да нет же, — смеялся Северов. — Мы с Джо поступили на китобойную шхуну. Он механиком, я штурманом и старпомом.

- Ничего не понимаю, — покачала головой Соня. — Расскажи все толком, по порядку.

- Ну, идем, — Северов взял жену за руки, привел в гостиную и, усадив рядом с собой, рассказал о посещении шхуны «Диана».

- Ох, боюсь я за тебя, Ваня, — сказал Соня. - Очень боюсь. Опять китобои. Вспомни, что произошло с Лиговым, моим отцом.

На ее лице была тревога. Северов взглянул в большие голубые глаза жены и прочитал в них такую боль, что все его оживление, радость отступили. Он обнял Соню, привлек к себе:

-Ну, чего ты беспокоишься. Теперь же другие времена, понимаешь, другие! И китобои-то свои, русские.

- Я так не хочу расставаться с тобой, — тихо проговорила Соня. — Ты вечно в рейсе, а я все одна, одна в этом большом, пустынном доме, в этом городе, где хозяйничают иностранцы, белые. Мне так грустно, тоскливо становится, когда вы с Джо уходите в рейс, я не нахожу себе места.

— Понимаю, Соня, — вздохнул Северов. — Давай тебя обучу, ну хоть бы как палубу драить. Будем вместе плавать.

Соня засмеялась:

Ладно уж! Плавайте без меня! Чего же ты Джо не привел обедать?

-На шхуне перекусит. Его уже послали к машине. Спокоен я за него. Механик он хороший. У Мэйла и Насти неплохой сын. Они могли бы им гордиться!

Воспоминания нахлынули на супругов. В доме было тихо и только из порта доносились гудки пароходов. Иван Алексеевич взглянул на жену. Она сидела, опустив голову.

-Ну, о чем ты задумалась, закручинилась, дорогая моя? — он нежно привлек к себе Соню, посмотрел ей в глаза, улыбнулся. — Давай обедать. Ты же так хорошо готовишь...

-Сейчас, сейчас, — заторопилась жена и ушла на кухню.

Иван Алексеевич вошел в кабинет, выдвинул один из ящиков в столе, достал папку и стал медленно перелистывать пожелтевшие листы рукописи отца. Перед ним проходила история Лигова, Клементьева... Вот страница с выцветшими пятнами клякс и недописанным словом. На этом обрывается запись Алексея Ивановича, а дальше с новой строки, уже десять лет спустя продолжал летопись отца Иван Алексеевич. Он заносил сюда все, что узнавал, слышал и читал о китобойстве в русских восточных водах, в которых плавал и его отец.

Вот выписка из газеты «Моргенбладет» за 27 сентября 1902 года:

«...Китолов Амундсен из Сандефиорда недавно возвратился на родину после четырехлетнего пребывания у берегов Кореи и Сибири. Русская компания, во главе которой стоит граф Кайзерлинг, открыла там китоловный промысел. Для этого были приглашены два известных китолова из Сандефиорда Амундсен и Педерсен. Амундсен уехал в Сибирь в 1897 году. Граф Кайзерлинг имеет два великолепных китоловных судна «Николай» и «Георг» с собственною стоянкой для них в Нагасаки в Японии...»

«...Прошлогодняя зима с уловом в 114 китов была вообще временем наилучшего улова для всего предприятия. Последний проект графа — устройство нового парохода в 3000 тонн вместимости, на борту которого можно было бы потрошить и разрезать пойманных китов, вываривать ворвань и солить мясо. Эта плавучая станция должна будет сопровождать другие китоловные суда на месте лова».

Северов вспомнил, как его и брата, когда они решили поступить работать на китобойные суда, граф не принял, а выслал к ним своего секретаря, который сказал: «Генрих Гугович советует молодым людям подыскать иной род деятельности, поскольку китобойное дело противоречит русскому характеру».

Иван Алексеевич не забыл старой обиды и сердито перевернул страницу. Необычайно везло этому «Кайзер-лингу и К°». В следующей заметке некий Рудольф Цабель из Лейпцига в том же 1902 году писал:

«...На транспорте «Александр» китолова Кайзерлинга я из Нагасаки пришел во Владивосток. Контора Кайзерлинга на Пекинской улице. Познакомился с Генрихом Кайзерлингом. Он собирается расширить и рыболовный промысел в морских и пресных водах: на Амуре — семгу, сельдь — у Сахалина. Его брат Максимилиан Кайзерлинг— второй директор. Их база в бухте Гайдамак. Там же и завод для перетапливания жира. Гавань небольшая, хорошо защищена от непогоды. Пристань принимает- суда до 3000 тонн. Много хороших зданий. В пути мы обсуждали вопросы китоловства. У Кайзерлингов большие, грандиозные планы расширения своего предприятия.

Осенью будущего года в Гамбурге на заводе Фридриха Круппа в Эссене будет строиться завод-судно. Это новость для китобоев всего мира. На палубе судна будет вестись полная разделка кита, выварка и слив жира в бочки, размельчение костей. Китобоям не придется каждый раз с китом идти к берегу.

Летом и осенью база Гайдамак действует, а зимой киты уходят к Корее. Там на берегу у компании есть временная станция. Кита разделывают, мясо и сало солят в бочках и продают в Японии на питание.

У китобоя Кайзерлинга большие деловые связи с японской компанией:..»

Иван Алексеевич прервал чтение, задумался. Странно, очень странно. И почему это так складывалось, что стоило русским взяться за китоловство, как их обязательно постигали неудачи, а любому иностранцу в этих же местах везло. Ведь почти одновременно с Кайзерлингом пытались создать в дальневосточных водах китобойный промысел русские предприниматели, но их планы не осуществились из-за многих странно возникающих помех. В то же время Кайзерлинг процветал. Он увеличил свой флот до девяти китобойных судов, добывал в год до двухсот китов и получал огромные прибыли в русских водах за счет русских богатств.

Русско-японская война застала флотилию Кайзерлинга в Нагасаки, и она была конфискована. Кайзерлинг подозрительно вяло заботился о возвращении ее России. Ныне его суда под японским флагом охотятся на китов, а Кайзерлинг, иудствуя, пишет: «Если мы больше не занимаемся китобойством на Дальнем Востоке, то лишь из-за малой предприимчивости сибиряков и незнания своих природных богатств...»