Дочь пирата

— Ты великолепна, милая, — начал Уилсон. — Ты… — Кончить фразу он не мог.

— Пора бы тебе заметить это, — проворчала Андреа. — Последнее время я худела. Потеряла четыре с половиной фунта с июля.

В тусклом освещении Уилсон не видел ее глаз.

— Я хотела, чтобы ты пришел вчера вечером, — заговорила она тоненьким голоском маленькой девочки. — Я чуть не позвонила тебе, чуть не подняла трубку. Два раза.

— Почему же не позвонила?

— Я не знаю.

— Сколько времени прошло?

— Восемь, нет, десять дней.

— Прости, — сказал Уилсон и направился к ней. — Это слишком долго.

Таймер зажег мягкий желтый свет над кожаным диваном, и Андреа опустилась на влажное полотенце, лежавшее на ворсистом ковре, раздвинула ноги, и Уилсон почувствовал в своих руках ее пахнущие шампунем вьющиеся влажные волосы.

Позднее, в темноте спальни, на широкой кровати, они целовались и говорили друг другу: «Я люблю тебя». И эти слова отдавались в квартире глухим эхом. Потом наконец они заснули, а над их головами стояли на тумбочке бдительные часы с цифрами, светящимися янтарным цветом.

6

В пятницу Уилсон вернулся на «Чайную биржу» и сразу же погряз в повседневной рутине. В той самой рутине, которая тянется годами. «Рассылочные ведомости, права бесплатной пересылки почты, ксерокс, потерянные документы, программное обеспечение компьютеров, их материальная часть, — никчемная пена, изобретенная бездушными, прозаичными людьми для того, чтобы отбить у остальных желание спрашивать, зачем да почему, — горестно размышлял он. — Не успеешь оглянуться, как выйдешь в тираж, так и не приступив к решению ни одного из Великих Вопросов».

Он закончил рабочий день, совершенно обессиленный стремлением наверстать упущенное, ничего, в сущности, не сделав, только посидев на тех же стульях, что и раньше. Он сел на автобус, направлявшийся в Рубикон, ослабил хватку галстука и заснул, прислонившись к жирному пятну на поцарапанном пластиковом окне.

Пока Уилсон спал, у него поднялась температура. Он уснул, и ему приснился сон.

Ранняя весна. Светлый день. Ему десять лет. Мать, молодая и красивая, связавшая в пучок блестящие черные волосы, в круглой шапочке, пятнистой, как шкура леопарда, и в таком же пальто, крепко держит его за руку. Они пересекают улицу, удаляясь от универсального магазина «Лазар энд Мартин». Мать купила ему игрушечный пистолетик, который пускает лучик и стрекочет, стоит нажать на спусковой крючок. Здание «Маас-Тауэр» еще только строится, и в небо поднимается скелет из черных балочных ферм. Проходя под лесами, он первым замечает длинную тень на тротуаре. Он смотрит на тень несколько секунд, ничего не понимая, а потом уже нет времени на то, чтобы вскрикнуть. Смертоносное падение балки изгибает тротуар наподобие трамплина. Ударная волна поднимает его и подбрасывает вверх, и в сердце возникает потаенное чувство радости от полета над рядами медленно движущихся автомобилей, над зеваками, над конным полицейским. Но он не шлепается на мешок бетонной смеси, как это было на самом деле. Он расправляет руки и летит мимо порванного троса подъемного крана, мимо объятых ужасом строительных рабочих в желтых касках, смотрящих на раздавленную женщину, мимо декоративного шпиля здания «Рубикон» и дальше — над каналом Харви и островом Блэкпул, над серо-голубым морем в барашках, над кораблями, направляющимися в гавань. И наконец, он теряет из виду землю. Ветер срывает с него детские одежонки, и вот он, уже взрослый, летит на высоте одной мили над поверхностью навстречу темноте, которая не является ни штормом, ни наступающей ночью, а просто пустым пространством. Из этого пространства, словно молния, вырывается будущее и устремляется в уставшие сердца людей.

7

Уилсон вышел из автобуса почти во сне и, спотыкаясь, побрел по улице Оверлук. Промышленная часть района Рубикон была наполнена унылым гулом, напоминающим шум воды, текущей по камням в пустынной местности. Мокрая от пота рубашка прилипла к спине. Туман в голове не рассеивался. Уилсон открыл уличную дверь своего дома, поднялся по потертым ступеням и отпер двойной замок на стальной двери. За ней была еще одна дверь из раздвижных стеклянных половинок, далее находился небольшой холл, которого едва хватало на то, чтобы разместить подставку для зонтов и поломанный приставной столик. Карты Таро лежали на столике рядом с запасными ключами и полудюжиной мелких монет. Уилсон пристально посмотрел на карты, и душу снова охватило ожидание чего-то страшного.

В гостиной пахло грязными носками, хотя окна, выходившие на канал Харви, были постоянно распахнуты. Кондиционер стоял только в спальне. Тонкий слой пыли покрывал жизнь Уилсона, как книги, что стояли на полках, занимавших все стены от пола до потолка, а также на каминной полке. Впервые он пожалел, что у него нет кошки, которая приветствовала бы его, когда он возвращается домой. Но он понимал, насколько жестоко оставлять кошку одну в доме на целый день, потому и не заводил ее. Ни с того ни с сего следующий вдох, следующая секунда показались Уилсону невыносимыми. Он снял с полки книгу «Покорение новой Испании» Бернала Диаса, пальцем стер с обложки пыль и поставил обратно. Минуло еще немного времени. Он вошел в спальню и переоделся, достал из холодильника пиво и включил телевизор, как делал это каждый вечер в течение недели.

На середине «Новостей», когда Уилсон начал дремать, зазвонил телефон.

Он вздрогнул и выпрямился. Андреа отправилась в Денвер на двухдневный отдых менеджеров. Кто же это мог быть? Постепенно, расставаясь то с одним, то с другим приятелем, Уилсон остался без друзей. Он подождал, пока телефон зазвонил в пятый раз, и поднял трубку. Руки вспотели от страха.

— Да?

— Уилсон? — прозвучал женский голос.

Молчание.

— Это Уилсон Лэндер?

— Кто это?

— Уилсон, это Сьюзен Пейдж.

— Пейдж? — удивился Уилсон.

— Вы меня знаете. Крикет. Неужели забыли? Вы приходили во вторник в магазин «Нэнси», а потом сводили меня на ленч в ресторан. Я заказала там дорогое вино.

— Да, помню, — сказал Уилсон, пытаясь казаться недовольным, но вместо этого рисуя в воображении ее волосы, отливающие медью при солнечном свете. В какой-то момент ему вспомнилась Андреа, летящая на запад с рассылочными ведомостями на коленях, на лице — неизменное выражение деловой обеспокоенности, усиливающейся по мере того, как она заново проверяет на калькуляторе цифровые данные.

8

Обычный вечерний субботний спектакль в Бенде. У джипов, попавших в пробку на улице Купера, — прицепы с поклажей.

Вдоль грязной мостовой иммигранты из тех стран, где мужчины носят тюрбаны, а женщины ходят в парандже, ведут бойкую торговлю дешевыми солнцезащитными очками, бижутерией и теннисками, которые разложены на фанерных лотках. На углу улицы Мортон и Пятой авеню сухорукий мужчина зубами дергает струны трехструнной гитары, а на другой стороне Мортон женщина в инвалидной коляске поет арии из «Бригадуна» столь пронзительно, сколь позволяют легкие. Пение происходит в сопровождении окарины, вырезанной из картофелины. В крохотных салонах при магазинах цыганки предсказывают судьбу, сидя за складными карточными столиками. В воздухе висит желтое облако выхлопных газов.

Уилсон пробился сквозь людское месиво на улицу Макдермот, дошел до гостиницы «Орион» и через служебный вход проник в бар, где обнаружил Крикет за стойкой под большими электронными часами.

— Привет, — сказал он. — Что пьем?

Она с улыбкой оглянулась:

— Мартини. А что еще можно получить в «Орионе»?

Он уселся рядом, и она поцеловала его в уголок губ. Уилсона несколько удивил этот жест, но Крикет, похоже, ничего не заметила.

— Ух ты! Я немного измазала тебя губной помадой. — Она послюнявила палец и вытерла ему нижнюю губу.

Уилсон попросил мартини и оливки. Когда заказ принесли, он сделал большой глоток и принялся изучать Крикет поверх своего стакана. На сей раз она была не в свитере и хлопчатобумажных брюках, которые ей не слишком шли, а в облегающей полосатой кофточке и модных расклешенных брюках из какой-то тонкой ткани. Эта ткань позволяла заинтересованным лицам разглядывать плавные линии ее бедер и ног. На тонкой талии красовался широкий кожаный пояс с прямоугольной пряжкой, на запястьях позвякивало с полдюжины серебряных браслетов. Губы лоснились от помады, непослушные темно-рыжие волосы были зачесаны назад и собраны в изящный пучок. «Кабы не испорченные тяжелой работой руки, — подумал Уилсон, — ее можно принять за модель, сошедшую с обложки модного журнала „Вог“». У него засосало под ложечкой: ведь не исключено, что она разоделась подобным образом ради него.