Дочь пирата

— Извините, можно задать вопрос? — начал разговор Уилсон.

Женщина подняла взгляд, и Уилсон забыл, зачем он пришел. Она была очень хороша — сине-зеленые, цвета морской волны, глаза, копна отливающих медью волос. Лицо загорелое за исключением того места, где находились солнцезащитные очки, белизна вокруг глазниц делала ее похожей на енота. Потрескавшиеся губы, хлопчатобумажные брюки на резинке, свитер с капюшоном, украшенным слева надписью «Корабль американских ВВС „Уильям Итон“»… Нет, женщина совершенно не соответствовала старому магазинчику. По виду она напоминала члена экипажа какого-нибудь судна, плывущего вдоль островов Зеленого Мыса, в то время как мелкие соленые брызги летят через поручни, а на небе собираются тучи, предвещающие бурю.

— Хорошо, — сказала женщина, нахмурившись. — Так что за вопрос?

— Вы не… Вы… отвечаете на вопросы? — Уилсон беспомощно оглянулся на приворотную воду и шаманскую куклу, парящую под потолком.

— «Красный из джунглей», — сообщила молодая женщина, покачав перед Уилсоном закрученным пузырьком с лаком. — Как вам это нравится? — Она подняла приведенную в порядок ногу.

— Красиво, — одобрил Уилсон.

— Не беспокойтесь, я могу ответить на любой вопрос, который вас интересует, — сказала женщина.

Уилсон вынул из кармана карты Таро и положил на стойку:

— Я нашел их на улице, когда возвращался домой. Они лежали вот так.

— Император и паж-оруженосец, — определила женщина. — Большой и малый секрет.

— Я, конечно, не верю в эту чепуху, — сказал Уилсон, — но что за черт? Они что-то означают? Да?

Молодая женщина долгим изучающим взглядом впилась ему в зрачки. Енотовидное лицо внушало опасение. Уилсон слегка поежился. Рассудок уверял, что пара карт, случайно подобранных на улице, не может предсказать судьбу, но привычный страх убеждал в обратном.

— Прежде чем дать квалифицированный ответ, я должна кое-что узнать, — сказала женщина, кивнув на карты. — Ваш лунный знак, ваш солнечный знак, размер вашей обуви. Ваши пристрастия и антипатии. Ваш любимый цвет. Точные день, час и минута вашего рождения. Особые приметы на теле. Как вы вышли из чрева матери — головкой или попкой вперед. Родились в рубашке или нет.

— Простите?

— Рубашка — это тонкая эмбриональная ткань, которая в редких случаях покрывает лицо новорожденного, когда он появляется на свет. Рубашка может означать, что ребенок отмечен судьбой, что его ожидает счастливое будущее. В любом случае определенные особенности восприятия являются врожденными.

— Рубашка… Я не знаю.

— Спросите у матери.

— Она умерла.

— А как насчет отца?

— Его тоже нет.

— Конечно, — промолвила молодая женщина. — Все имеет значение.

— Он был игроком, — сказал Уилсон после некоторого колебания.

— Профессиональным? — В ее голосе прорезался интерес. А в глазах блеснули искорки недюжинного ума.

— Да, — смущенно признался Уилсон.

— Хорошим?

Уилсон пожал плечами:

— Он этим зарабатывал на жизнь.

— Сколько?

— Послушайте…

— Вы тоже игрок?

Уилсон решительно покачал головой:

— Я работаю в офисе.

— И вы никогда не играли в азартные игры? — Она, казалось, была разочарована.

— Когда-то сыграл несколько партий в покер.

— Проиграли?

— Вроде нет.

Женщина улыбнулась, и от этой улыбки Уилсону стало вдруг не по себе, даже в дрожь бросило. А в животе завязался какой-то узел, не имеющий ничего общего с ожиданием опасности.

Женщина, нахмурившись, начала кончиками пальцев двигать карты кругами по стеклянному прилавку. Уилсон чуть ли не слышал, как работает ее мозг.

— Давайте пойдем дальше. Скажите, какой головной убор вы носите — цилиндр или жокейскую шапочку?

— Цилиндр, — ответил Уилсон и сообразил, что она просто потешается над ним. — Спасибо за помощь.

Он взял карты и вышел на улицу. Однако, увидев флаг с чесночной головкой и винной бутылкой, покачивающийся в легком ветерке, он почувствовал, что в желудке опять образовался узелок, и вернулся в магазин.

— Разрешите пригласить вас на ленч? — спросил с безопасного расстояния, а именно — стоя в дверях.

— Если не очень далеко, — ответила женщина.

4

Белый зал ресторана, где подавали ленч, был пуст, если не считать двух пожилых мужчин в глаженых полосатых пиджаках и полосатых же галстуках-бабочках. Оба ели одинаковый тыквенный суп и могли бы сойти за братьев, если бы не сидели за разными столиками и не молчали. Метрдотель, высокий француз, облаченный в дорогую тройку, провел Уилсона с женщиной на задний дворик, где размещались пять столиков и росли розы. Он походил скорее на бизнесмена, нежели на официанта, пусть даже главного.

— Обычно мы придерживаемся особых правил в том, что касается одежды, — объяснил метрдотель. — Вот почему я посадил вас здесь, вы не возражаете?

И он оставил их одних, вручив меню и карту вин. Тихо поплескивал небольшой фонтанчик. В плюще, который обвивал стену противоположного дома, свили гнезда малиновки. В старую кирпичную ограду была вделана терракотовая мексиканская маска. Она взирала на Уилсона в упор пустыми глазницами.

Женщина облизала потрескавшиеся губы и принялась читать меню. Названия блюд были написаны по-французски. «Вот где ей самое место, здесь, под солнцем, — подумал Уилсон, — а не в мрачном магазине с чугунными котелками и книгами о том, как оживлять мертвецов и вызывать демонов».

— Место не дешевое, — констатировал он.

— Тогда давайте закажем что-нибудь легкое, — предложила женщина, закрывая меню. — Какой-нибудь салат, суп, французский хлеб и сыр.

— Звучит хорошо, — сказал Уилсон.

— И бутылку вина.

— Я не слишком разбираюсь в винах, — признался Уилсон.

— Оставьте это мне.

Она посмотрела на список вин и быстро захлопнула карту. Когда она сделала заказ, Уилсон снова почувствовал неприятную нервную дрожь. Он вспомнил об Андреа, которая сейчас сидела в своем офисе и всматривалась в маленький экран ноутбука, изучая цены при вчерашнем закрытии рынков. Вспомнил и о том, как она часами проводит селекторные совещания с главной конторой в Денвере, и вокруг ее глаз углубляются ранее незаметные морщинки, на лбу появляются складки, а губы поджимаются, выражая недовольство.

Один официант принес «Мон Орже кот ду Рон» 82-го года, другой — хлеб, третий — сыр. Это был ресторан, где на каждый столик приходится по дюжине официантов.

Молодую женщину звали Крикет.

— Как букашку, — пошутил Уилсон.

— Да.

— Это ваше настоящее имя?

— По документам я Сьюзен, — ответила она. — Но люди зовут меня Крикет.

Под копной рыжих волос Уилсон заметил тяжелые золотые серьги, украшенные жемчугом и рубинами. Серьги выглядели испанскими, очень старинными, они свисали над тарелкой, когда Крикет при еде наклоняла голову. По ее словам, она трудилась в магазине оккультных наук, чтобы выручить подругу и заработать немного денег.

— «Колдрон сентрал» — это на самом деле не мое. Я знаю кое-что об оккультизме, и, мне кажется, у меня непредубежденный ум. Но вы бы только посмотрели на некоторых, приходящих с улицы! Они похожи на людей, только что выбравшихся из-под завала.

Уилсон почувствовал, как у него краснеют уши.

— Нет, нет, я не имею в виду вас, — спохватилась Крикет. — Вы кажетесь мне приятным и нормальным парнем, просто у вас много переживаний.

— Откуда вы знаете?

Крикет пожала плечами:

— Как бы там ни было, я ожидаю судно.

— Вы служите в торговом флоте?

— Я работаю на частных яхтах. Немного занимаюсь судовождением, содержу в порядке морские карты. Слежу, чтобы палубные матросы выполняли свои обязанности.

— Я понял, — кивнул Уилсон. — Вы морячка.

— Можно и так сказать, — согласилась Крикет. — Я совершила кругосветное плавание, как Магеллан.

— Магеллан его не совершил, — поправил Уилсон. — Туземцы схватили его на Филиппинах.