Кровавый дождь (ЛП)

Такелаж под напором ветра отзывался дикой какофонией звуков — от зловеще-низкого тона штагов до пронзительно-сумасшедшего визга вант. Медленно, очень медленно судно приводилось к ветру, принимая на борт тяжелую массу морской воды, которая прокатывалась по палубе зеленой волной и разбивалась о срез квартердека, так что матросам внизу приходилось не легче. Подчиняясь охрипшим глоткам помощников капитана, они отчаянно тянули брасы, разворачивая реи под острым углом к ветру так, чтобы не обстенить паруса и избежать смертельного останавливающего удара.

Матрос, спускавшийся с верхнего марса-рея, не смог удержаться и был унесен ветром со вскриком, потонувшем в рёве бури. Капитан Макферсон, крепко держась за ванты бизань-мачты, провожал взглядом его тело, кувыркавшееся как лист под порывом бриза, до тех пор, пока оно не упало в бушующее море. Подбежал старпом и спросил:

— Спускаем шлюпку, сэр?

Капитан хмуро прокричал в ответ:

— С ним покончено. Нет смысла рисковать шлюпкой ради подобного типа.

А затем начался ливень — скорее стена воды, падающей с оглушительным грохотом. Этот муссон был не обычным дождливым штормом, а непрекращающимся водопадом, несомым на неутомимых крыльях ветра. «Королева Шарлотта», идя в крутой бейдевинд, медленно, с трудом продвигалась на юго-запад. В течение этих бесконечных дней она казалась не парусником, а, скорее, полузатопленной скалой, омываемой волнами и неистовым ливнем. Капитан не покидал палубу ни днем, ни ночью. Привязавшись к вантам бизань-мачты, он твердо решил противостоять буре до конца. Однако, изнеможение и жестокий ветер в конце концов погнали его вниз.

Но и в своей каюте Макферсон не нашел покоя. Вой ветра проникал в помещение, а ливень молотил со всей силы по палубе над его головой. Для поднятия духа капитан решил обратиться к бутылке джина. После второго стаканчика он почувствовал себя лучше, а четвертый привел его в хорошее настроение.

Вдруг сквозь шум ветра и дождя он услышал звук падающих капель. Кап, кап, кап, кап… Световой люк, проклятый световой люк снова протекал. В Калькутте капитан нанял берегового плотника, который завершил работу, недоделанную этим проклятым Стружкой. Перед отходом люк был в полном порядке, но теперь он снова протекал.

Капитан пригляделся внимательней и, к его ужасу, понял, что из люка капала не вода. Капли были темно-красного цвета. Это была кровь.

Ужас и нарастающий гнев переполняли Макферсона. Он показал этому бестолковому бастарду, что значит игнорировать приказы вышестоящего офицера. Тот получил по заслугам, но теперь сукин сын снова вернулся и капал своей кровью через световой люк.

При мерцающем свете лампы капитан увидел на переборке тень человека. Отуманенный алкоголем мозг не сообразил, что она может быть его собственной тенью. Нет, он был уверен, он знал, чья это тень. Чертов плотник желал увольнения на берег, но теперь отказывался покинуть борт судна.

— Пошел прочь! Убирайся! Будь ты проклят! — завопил капитан.

С этим криком он бросился на тень, но как только он двинулся, та отпрыгнула, переместившись на входную дверь каюты. Охваченный слепой яростью, Макферсон рванулся вперед и в выгородке сходного трапа схватил пожарный топор. С воем, пересиливавшим шум ветра и потоков дождя, он вбежал на квартердек:

— Стружка, отродье содомита! Я доберусь до тебя, трусливый ублюдок!

Он стоял, шатаясь, на палубе, ослепленный сильным ветром и неистовым ливнем, и боролся со своим невидимым врагом, размахивая крепко сжатым в обеих руках топором, выкрикивая проклятия громовым голосом, перекрывавшим завывания шторма. Внезапное появление зловещей фигуры с топором в руках поразило двух рулевых, с трудом удерживавших судно на заданном курсе — нелегкая работа во время шторма. Зазевавшись, они позволили судну рыскнуть на ветер, и огромная волна обрушилась на кормовую палубу. Рулевые, спасая свою жизнь, крепко вцепились в штурвал, и плотная стена темной воды пронеслась через них. Когда судно выпрямилось и рулевые открыли глаза, палуба была пуста. Капитан исчез.

Когда судно привелось к ветру, фор-марсель обстенился [13] и с оглушительным треском, похожим на пушечный выстрел, порвался в клочья. «Шарлотта» содрогнулась от киля до клотика, мачты и такелаж застонали в агонии. Старпом бросил взгляд вверх, удивленно увидев, что мачты выстояли. Грот-марсель развевался по ветру, стегая парусиной и порванными шкотами все вокруг. Судно набрало задний ход.

Джонстон заорал рулевым:

— Право на борт!

Те навалились что есть сил на аварийные румпель-тали, стараясь повернуть перо руля до упора. Сам старпом бросился на бак, придерживаясь за предохранительный линь. Там у носового шпиля уже собралась группа матросов, пытавшихся изменением положения стакселей помочь уваливанию судна под ветер. Наконец, это удалось, оставшиеся паруса забрали ветер и «Королева Шарлотта» легла на прежний курс, тяжело раскачиваясь на волнении.

Утомленный старпом пробрался на корму. Когда он достиг квартердека, один из рулевых окликнул его:

— Капитан упал за борт. Будем ложиться в дрейф?

Мистер Джонстон вгляделся в бушующую темень, покачал головой и крикнул в ответ:

— Он потерян!

Хотел добавить — «скатертью дорога», но это было бы лишним.

Когда он, сменившись, спустился вниз, то увидел стюарда-ласкара, мывшего палубу в капитанской каюте. Вода в ведре была темно-красного цвета.

— Калькуттская пыль, не так ли? Пролезет в любую щель. Любую. Доски рассыхаются от жары, и пыль забивается между ними… Пока не придет дождь, — пожал он плечами.

--- * * * ---

«Королева Шарлотта» еще две недели боролась с муссоном, пока не ослабла его хватка. За время непрерывных дождей фрамуга светового люка разбухла, и течь прекратилась. Больше он ни разу не протекал во время остального рейса, который проходил далее вполне успешно.