Крушение «Мэри Диар»

— Вам нравился мистер Деллимер? — спросил его Холланд.

— Я не говорил, нравился он мне или не нравился. Я сказал, что он был свой парень — и все.

— Вы советовали Петчу отдать приказ покинуть судно?

— Ага. Честно говоря, да. Мы обсуждали это дело, Деллимер и я.

— Почему?

— Потому что мы знали, что это была за посудина. От Сингапура мы прошли на ней через два шторма, а Петч — нет. А тот шторм в заливе был пострашнее.

— И вы подумали, что взрыв в носовом трюме может…

— Я ни о чем таком не думал. Я знал, что корыто гнилое, а у нас до черта груза. Мы думали, что оно не выдержит. — После паузы он сказал: — Если вы предполагаете, что мы просто боялись, тогда вспомните, что это была за банка. Ставлю десять против одного, что в то время ни одного судна не было в море. Страшно было подумать, что придется спускать шлюпки. А Деллимер боялся — он уже побарахтался в воде во время войны. Потом уже мы решились, когда стало полегче, и я подумал, что у нас есть шанс.

Далее речь зашла о той ночи, когда вспыхнул пожар в кормовом трюме и команда покинула судно. Да, это было примерно в двадцать один двадцать. Пожар обнаружил кочегар, его имя Уэст. Он пошел в кормовую рубку и заметил дым, выходящий через люк трюма № 3. Он сразу сообщил об этом по телефону на мостик. В то время там был Райс, и Хиггинс послал его проверить сообщение и уведомить обо всем Петча. В своих показаниях Хиггинс ни разу не назвал Петча капитаном.

— И что произошло после? — спросил Холланд.

— В течение четверти часа я ничего больше об этом не слышал. Но я знал, что там горит, потому что включили фонари на корме и на палубе суетились люди. Затем на мостик пришел мистер Петч, злой, весь закопченный, и сказал, что приказал приготовить шлюпки к спуску. Я спросил его, не взять ли мне на себя тушение пожара, а он сказал: «Нет», что этим занимается мистер Райс. После этого он постоял немного, как будто о чем-то думая. А потом на мостик прибежал Райс в панике и сказал, что огонь разгорается. И тогда Петч приказал ему отдать всем распоряжение, чтобы готовились покинуть судно. «Мистер Хиггинс, — сказал он, — передайте об этом в машинное отделение. Мистер Райс отвечает за верхнюю палубу. Проследите, — сказал он мне, — чтобы не было паники». Тогда я и видел его в последний раз.

Последующие события в его устах представлялись, как форменный бедлам, вызванный отсутствием руководства. Хиггинс и его люди минут пятнадцать боролись с огнем и все время боялись, что пламя поглотит их всех. Людей охватил панический страх. Они верили, что судно заколдовано и что среди груза находилась взрывчатка. Хиггинс послал Райса сообщить Петчу, что его люди выходят из подчинения, а потом Райс вернулся и сказал, что нигде не может найти Петча, К тому времени люди были близки к панике. Некоторые уже были на верхней палубе и садились в шлюпку № 3. И Хиггинсу ничего не оставалось, как дать приказ покинуть судно.

Это вылилось в форменное бегство. Люди расхватывали шлюпки. Выйдя на верхнюю палубу, Хиггинс увидел, что шлюпка № 3 болтается на шлюпбалках носом вниз. Шлюпка № 1 была разбита в щепки от удара о борт судна. При помощи кулаков ему удалось навести кое-какой порядок в этом хаосе, и офицеры распределили людей по двум оставшимся шлюпкам. Он отдал распоряжение Райсу взять на себя командование шлюпкой № 4 и проследил за этим до тех пор, пока она не коснулась поверхности воды. Тогда он спустил свою шлюпку. Из-за того, что судно продолжало идти на приличной скорости, он потерял связь с Райсом и с тех пор больше ничего о нем не слышал.

— Вы хотите сказать, — проговорил Холланд, — что садились в шлюпки на ходу судна?

— Да. Следуя указаниям мистера Петча, я приказал машинистам оставить работу и занять места в шлюпках. Когда я отдал команду оставить судно, им не приказывали останавливать машины и никто из них не пошел обратно, чтобы сделать это.

— А если бы вы отдали приказ?..

— Какая польза от этих проклятых приказов, — прорычал Хиггинс. — Петч пропал, испарился. Одна шлюпка уже болталась носом вниз, и люди попадали с нее в море. Другую шлюпку разбило. Люди были в панике. Если бы кто и вернулся вниз, то наверняка бы потерял шанс сесть в шлюпку. Только нам с Райсом удалось спокойно спустить шлюпки на воду.

— Господи боже! — вырвалось у Холланда. — Ведь как опытный офицер вы должны же были сохранить власть над вашими…

Но Хиггинс снова прервал его:

— Неужели у вас нет воображения? — взорвался он. — Разве вы не видите, что было? Петч пропал, команда в панике, огонь пожирает тюки, лежащие на ящиках со взрывчаткой!

— Но это была не взрывчатка.

— Откуда вы знаете?

— Вы же слышали показания, доказывающие, что в ящиках, погруженных в Иокогаме, находились авиационные двигатели. Нет никаких доказательств, что…

— Это теперь мы знаем, что там были моторы, — быстро парировал Хиггинс. — А я вам говорю о том, что нам казалось тогда. Мы думали, что трюмы полны взрывчатки.

— Но вы же видели грузовую декларацию, — напомнил ему Холланд. — Мистер Петч даже вывесил ее копию на доске объявлений!

— А какая разница? — требовательно и зло спросил Хиггинс. — Команда не верит ничему, что написано на доске. Я хочу сказать вам, мистер, что люди, плавающие на таких судах, как «Мэри Диар», не очень-то верят всяким там декларациям. Может быть, мы необразованные, но и не дураки. Декларация — это просто кусок бумаги, на которой кто-то написал слова и хочет, чтобы им верили. По крайней мере, я так считаю, и у меня нет причин думать иначе.

Хиггинс доминировал в зале. Откровенно говоря, он был просто глыбой говорящей плоти. В каком-то смысле он был великолепен. Но за кажущейся силой его личности скрывались грубость и необразованность. Он доминировал потому, что резко отличался от всех остальных, потому что он был как бы обратной стороной человеческой натуры — яркий, необузданный пират, не признающий никаких авторитетов.

— Иными словами, — произнес Холланд, — вам известно множество странных вещей, происходивших на разных судах. А приходилось ли вам встречаться с чем-нибудь более неприятным, чем ряд обстоятельств, имевших место на борту «Мэри Диар»?

Хиггинс закусил губу, а затем тряхнул головой.

— Нет, я бы этого не сказал.

— Возьмите, к примеру, затопление носовых трюмов. Вы отрицаете, что это был взрыв?

— Я ничего подобного не говорил. Я сказал, что не думал об этом, особенно в то время. Было много разных других вещей, о которых надо было подумать. А потом, я ведь не был на мостике.

— А каково ваше мнение сейчас?

Хиггинс покачал головой.

— Я не знаю, что и думать.

— А как насчет пожаров? Могло это быть самовозгоранием?

— А-а, пожары — это совсем другое дело. — Его хитрые глазки метнули взгляд в ту сторону, где находился Петч, и застыли, напряженно глядя в том направлении.

— Вы думаете, что пожары были вызваны преднамеренно?

— Да, я так думаю.

— Тогда кого вы подозреваете?

— Я ничего не знаю. Но, — добавил он, — как только я вступил на борт судна, я знал, что нам грозят неприятности. — Он кивнул своей тумбообразной головой в сторону Петча. — Стоит задуматься, как это человеку с такой репутацией удалось получить работу ни за что ни про что. А потом так вовремя умирает шкипер.

— Вы кого-нибудь обвиняете в смерти капитана Таггарда? — В голосе Холланда явно звучал оттенок недоверия.

— Я никого не обвиняю. Но кто-то увел у бедняги все спиртное. А я скажу, что он никому ничего не делал, кроме добра.

Как только Хиггинс сел, гул возбужденных голосов пронесся по залу. Председатель, наклонившись через стол, спросил Хиггинса, правда ли то, что Таггард обвинял в этом нескольких офицеров. А когда Хиггинс признал это, спросил:

— И вас тоже обвинял?

— Бедняга неистовствовал, — со злостью ответил Хиггинс.

— Значит, он неистовствовал, обвиняя вас, а не мистера Петча? — прозвучал ледяной голос Боуэн-Лоджа.

— С его смертью я ничего не выиграл, — пробормотал Хиггинс.