Фонтаны на горизонте

Северов роздал капитанам отпечатанные на машинке предварительные правила охоты на китов и продолжал:

В тысяча девятьсот двадцать седьмом году Лига наций попыталась кое-что предпринять в целях сохранения и воспроизводства китов, но желаемых результатов не достигла. Американские, английские и другие китобойные компании в погоне за большими прибылями по-прежнему ведут промысел китов хищнически. Наши предварительные правила предусматривают, какой породы, в каком возрасте и какой длины китов можно бить. Со временем эти правила, мы надеемся, будут узаконены и распространены среди всех китобойных компаний.

Взяв указку, Северов протянул ее Можуре:

— Познакомьте меня с новым курсом флотилии. Можура подошел к карте, и указка заскользила по

голубому полю от Владивостока, мимо Сахалина и Курильских островов, к Камчатке.

Результаты китобойного промысла прошлых лет показали нам, — говорил Можура, — .что мы шли не теми путями, по которым перемещались китовые стада. В этом году мы решили пойти новым курсом, который назвали курсом Северовых. Более месяца назад в предполагаемый район охоты вылетел профессор Старцев. Сейчас он ведет разведку с воздуха на основании записей Северовых и своих собственных наблюдений...

Старцев оказывает нам все больше помощи! — вставил Степанов.

Действительно, работает он сейчас с большим жаром, — подтвердил Северов. — Его статьи о китах, о способах их добычи и использования туш, опубликованные в печати, вызвали большой интерес.

Он задумал интересное дело. Решил детально, на практике, проверить работу Северовых, — сказал Можура. — Причем не один, а вместе с Горевой.

Правильно, — одобрил Геннадий Алексеевич. — Ну что ж, желаю вам, товарищи, успехов в новом сезоне.

2

На невысокой эстраде лысеющий мужчина, картавя, пел под джаз-оркестр о бананово-лимонном Сингапуре, но его никто не слушал в накуренном зале владивостокского ресторана «Версаль». Звон рюмок, ножей, голоса, шарканье ног танцующих сливались в утомляющий шум, от которого болезненно морщился худощавый человек в модном, отлично отутюженном коричневом костюме. Круглое, с маленьким подбородком и зеленовато-серыми глазами лицо его выглядело усталым.

Уже четвертые сутки штурман Свидерский ужинает в одиночестве за крайним правым столиком, и никто не подходит к нему и не просит прощения за опоздание.

В зале свободных мест почти нет, а он всем отказывает. На него начинают коситься, ему кажется, что он стал центром всеобщего внимания. А этого внимания Свидерский как раз больше всего и боится. От волнения на его лице выступает пот, и снова приходится заказывать пиво, курить до одурения. Он чувствовал себя так, будто сидел на иголках.

Свидерский не заметил, как около занятого им столика очутился человек в форме моряка торгового флота. Его лицо с усиками было желтым. Черные глаза смотрели пристально, изучающе.

- Прости, Георгий, что я опоздал, — сказал моряк и, не дожидаясь приглашения, уселся за столик.

Свидерский что-то произнес, налил гостю пива, тот залпом выпил, отодвинул от себя бокал и неторопливо, вполголоса заговорил. Свидерский, потягивая пиво, изредка, словно рассеянно, посматривал на публику. Со стороны можно было подумать, что два друга беседуют о каких-то незначительных, маловажных вещах.

Ну, Свидерский, устроились на китобойную флотилию?

— Да, но...

Я спрашиваю, а вы отвечайте! — оборвал моряк. — Кем устроились?

— Штурманом на китобойное судно «Шторм», — присмирев ответил Свидерский.

Дурак! — тихо выругался моряк. — Зачем вы там яужны? Вы нужны на базе «Приморье», или вы забыли?

Нет, но на базу не требовался штурман, — облизнув пересохшие губы, виноватым тоном произнес Свидерский.

— Простым рабочим надо было идти. — Моряк закурил сигарету. — Нам нужен свой человек на базе, вас для этого сюда и прислали, господин Скидельский.

Свидерский вздрогнул. «Господи! Он знает мою подлинную фамилию».

Мы знаем, — продолжал моряк, — что вы ненавидите большевиков не меньше нашего, а может, и больше. Они отобрали у вас все.

Да, у отца были здесь, в Приморье, рудники, торговля, суда, — сказал Свидерский. — Они все отобрали, и я поклялся мстить.

Вас здесь никто не знает? — спросил моряк.

О, нет! — улыбнулся Свидерский. — Я с детских лет жил и учился в Америке. Сейчас я — штурман из Одессы.

Очень хорошо, — кивнул моряк. — Но начало у вас плохое. Вам надо перебраться на базу и помочь нам. Делайте, что хотите, но переходите на базу. Там сдружитесь с радистом и давайте радиограммы своей «невесте». Шифр знаете?

Да.

Моряк протянул Свидерскому пачку сигарет. Они закурили, с удовольствием затягиваясь ароматным дымом.

3

Вскоре после выхода флотилии «Приморье» на промысел управляющего трестом Северова пригласили в областное управление НКВД.

Геннадий Алексеевич терялся в догадках: по какому поводу его вызывают? Быть может, на флотилии произошло что-нибудь серьезное, такое, чем интересуются органы, призванные вести борьбу с агентами иностранных разведок?

В полученной утром от Можуры радиограмме сообщалось, что флотилия пришла в район промысла и начала поиски китовых стад. Все в порядке. Но чем ближе подходил Северов к старинному серому зданию на одной из самых шумных улиц города, тем больше усиливалась тревога за флотилию, за благополучный исход промысла.

Оказалось, Северова вызвал к себе начальник областного управления Яльмаров. Пожилой, широкоплечий, в простой грубошерстной солдатской гимнастерке с одним темно-вишневым ромбом на петлицах, он крепко пожал руку директора, пригласил сесть:

— Разговор у нас, вероятно, затянется.

Яльмаров неторопливо закурил. Лицо его с угловатыми чертами и глубокими складками у глаз и рта осветилось улыбкой и сразу же утратило суровую сосредоточенность. Темные глаза смотрели приветливо и в то же время проницательно.

— Я хорошо знал Ивана Алексеевича, — сказал Яльмаров.

Он коротко рассказал о своем недолгом знакомстве с Иваном Алексеевичем.

До сих пор чувствую за собой вину. Я в какой-то степени виноват, что так нелепо погиб ваш брат.

Они помолчали. Яльмаров постучал карандашом по столу:

В борьбе всегда приходится нести жертвы. — И он перешел к Делу: — Я хочу познакомить вас с некоторыми фактами, которые проливают свет на события, происходившие на вашей флотилии. И хотя все это относится уже к прошедшим годам, тем не менее, как нам кажется, представляет интерес и по сей день.

Яльмаров достал из стола желтую папку и, раскрыв ее, стал перебирать листы. Помолчав, точно собираясь с мыслями, он посмотрел на Северова:

Вы сами вели флотилию из Ленинграда во Владивосток и, очевидно, помните, какие были происшествия во время рейса.

—На память не жалуюсь. — Северов почувствовал, что за словами чекиста кроется что-то очень важное.

Вспомните, во время стоянки в Киле на берег были приглашены иностранные гарпунеры?

Верно, — подтвердил Северов. — Гарпунеры Харсен и Тран Майер пожелали встретиться с каким-то старым другом. Андерсен, по своему обыкновению, был пьян, а Нильсена никто не приглашал.

Так вот, Геннадий Алексеевич, — просто, без всякого нажима в голосе, заговорил Яльмаров. — Нам стало известно, что гарпунеры были вызваны агентами иностранной разведки. На берегу от них взяли подписку, что по приходе во Владивосток они покинут флотилию.

Так и произошло, — вырвалось у Северова. — Но скажите, если можно, какая цель преследовалась при этом?

— Для вас не секрет, — продолжал Яльмаров, — что, когда наша флотилия стала реальностью, иностранные китобойные компании встревожились и больше всех забеспокоилась компания Дайльтона. Вы еще не успели выйти из Ленинградского порта, а его советник Гжеймс направился в Берлин и оттуда — в Киль. Там по его заданию велись переговоры с гарпунерами, закончившиеся подписанием обязательства уйти с флотилии по прибытии во Владивосток. Конечно, гарпунерам была выдана крупная сумма.