Пират

— Хочешь знать, что происходит в Вестминстере? Посол испашек является к королю и жалуется на меня. Король и все министры принимают серьезный вид и обещают сурово наказать меня, как только меня схватят. Когда посол уходит, они от души смеются и выпивают еще по бокалу.

Он осушил свой стакан.

— Мы продадим груз с этого корабля в Порт-Рояле, и продадим дешево, поскольку до любого другого торгового города пришлось бы долго добираться. Там мои люди потратят свою долю от выручки — если не всю, то почти всю. Значительная часть этих денег в результате осядет в лондонской казне в виде налогов. Таким образом я помогаю Англии и наношу ущерб Испании. Как по-твоему, сколько бессонных ночей провел король, пытаясь придумать верный способ обуздать Брэма Берта?

— Думаю, нисколько, — ответил я.

— Совершенно верно.

Капитан Берт снова сел.

— Как я сказал, мои люди спускают свои деньги в Порт-Рояле. Чаще всего играют, пока не проигрываются подчистую. Я люблю женщин и вино не меньше любого мужчины, Крис, но никогда не играю на деньги, если не уверен в выигрыше. У меня на двух островах зарыто по сундуку с сокровищами, и в один прекрасный день я их вырою, добавлю к ним еще немного золота и вернусь в Англию богатым человеком. Сквайр Берт, а? Я со своими стариками поселюсь в доме с тридцатью комнатами и кучей слуг, и все девушки в Суррее будут вешаться на шею сквайру Берту, человеку, который привез домой целое состояние из Вест-Индии.

Я не знал, что сказать, и потому просто кивнул.

— Я не стану просить тебя присоединиться к нам, Крис. Я уже просил дважды, а я редко прошу хотя бы раз. Но если ты вдруг передумаешь, дай знать. Я немного подержу тебя на своем корабле, чтобы ты познакомился с нашими порядками, а потом мы попробуем раздобыть для тебя твой собственный корабль. У тебя есть гамак в кубрике? И вещевой мешок?

Я сказал, что есть, маленький.

— Отлично. Тащи сюда свои гамак и мешок. Ты мой пленник, а потому должен жить отдельно от команды. Но я не хочу заковывать тебя в цепи, поскольку знаю, что ты передумаешь. Держись рядом со мной, чтобы научиться уму-разуму, ясно? Держись рядом и смотри в оба.

— Есть, сэр, — сказал я.

— Ты будешь откликаться на команду «свистать всех наверх!», но нести вахту не будешь. Держи ушки на макушке, а рот на замке, коли не хочешь стать кормом для рыбы.

Так и продолжалось какое-то время. Капитан Берт спал на капитанской койке, а я в своем гамаке, подвешенном у противоположной стены каюты, небольшой по сухопутным меркам. Я таскался за ним по пятам, выполнял разные его поручения и пытался учиться уму-разуму. Пару раз я испытывал сильное искушение примкнуть к ним, но удержался.

Вот в чем дело. Одежда была другая, язык был другой, даже оружие и попойки были другие, но капитан Берт хотел сделать из меня бандита. Я мало чего знал о бандитах, да и сейчас знаю не много. Но даже тогда я знал достаточно, чтобы понимать: я не хочу быть бандитом. Мой отец, надо полагать, тоже не хотел этого, потому и отправил меня в монастырь Девы Марии Вифлеемской — во всяком случае, мне так кажется.

Через минуту я расскажу вам про пиратов, но в действительности между бандитами и пиратами нет большой разницы. Одни орудуют в городах, другие на море. Главным образом дело в деньгах, а деньги синоним свободы. Если у вас есть деньги, вы можете жить, как вашей душе угодно. (Не верите мне, так посмотрите на богатеев.) Вы едите, что хотите, и пьете, когда хотите. Можете спать сразу с двумя или тремя женщинами, если хотите. Можете валяться в постели допоздна, если хотите и вам не надо работать. Если угодно иметь пятнадцать костюмов, вот вам пятнадцать костюмов, не вопрос, и если хотите путешествовать — пожалуйста, сколько угодно. Если вам нравится какая-нибудь работа, можете заниматься любимым делом. Но никто не может вас заставить.

У пиратов и бандитов все не совсем так, но похоже. Вот почему они занимаются своим делом.

Возьмем пиратский корабль вроде «Уилда» — так переименовали «Санта-Чариту». Двадцать шесть членов команды выполняли там всю работу. Но когда мы покинули Порт-Рояль, на борту насчитывалась почти сотня человек. Как объяснил мне капитан Берт, ему нужно достаточно людей, чтобы управлялись с парусами и стояли у всех пушек одновременно. Конечно, он был прав: теперь у нас стало гораздо больше рабочих рук, а потому никому не приходилось трудиться в поте лица. На матроса, который работал медленно, могли наорать, но никогда не лупили веревкой и вообще не наказывали. Если он по-настоящему сачковал, ему могло крепко достаться от товарищей по команде — как случилось с парнем по имени Сэм Макнил, о нем я скоро расскажу, коли будет время, — но никто не стоял с веревкой наготове и не бил лодыря.

На корабле много пили, а один наш матрос вообще не просыхал. Но никто его не трогал. Сказали, что он пьет раз в год и закончит, когда закончится выпивка. После будет лежать пластом неделю, а затем станет хорошим матросом и одним из самых отчаянных смельчаков на борту. Все называли его Билл Бык, и, возможно, это было его настоящее имя. Мы все дурно пахли, но от него несло просто ужасно, и всякий раз, когда я испытываю искушение крепко напиться (что бывает нечасто), я вспоминаю Билла Быка и как от него воняло.

В Порт-Рояле, после продажи груза, деньги были поделены согласно правилам: все получили по одной доле от выручки, кроме меня. Дележ производил капитан Берт, и он взял себе десять долей, а если положил в свой карман немного денег сверх причитающихся, ничего удивительного. Мне всегда казалось, что он жадноват. Тем не менее каждый человек получил кучу денег и мог купить в Порт-Рояле все, что душе угодно.

В самом буквальном смысле — все, что душе угодно. Любой товар, продававшийся где-либо в мире, продавался в Порт-Рояле. Товар, который нигде больше в мире не продавался, тоже продавался там.

Про пиратов следует сказать еще одно. Вчера вечером я видел по телевизору фильм про нас, и там полно фактических ошибок. Самая главная ошибка — возраст. Все на пиратском корабле в фильме выглядели тридцатилетними мужчинами, а многие казались на десять или двадцать лет старше. Настоящие пираты не такие. Почти все они очень молоды. Многим из нас было по шестнадцать-семнадцать, и я не помню на «Уилде» ни одного тридцатилетнего мужчины.

Капитан Берт не стал ставить корабль в сухой док, но вызвал на борт плотников, парусников и прочих ремесленников и произвел на «Уилде» значительные перемены. Когда мы снова вышли в море, у нас на борту было больше пушек против прежнего, причем более тяжелых, и на грот-мачте стояли не прямые паруса, а косые. Это означало, что теперь судно будет идти в фордевинде не так быстро, как раньше, и менять галс будет сложнее. Но в целом оно станет легче в управлении и сможет держаться круче к ветру.

Я мог бы еще много чего рассказать сейчас, но думаю, лучше сделать это позже. С вашего позволения замечу, что за неимением денег я почти все время оставался на борту и пытался наводить там порядок по мере сил, и капитан Берт, оценив мои старания, поблагодарил меня. И что, когда мы снова вышли в море, на шканцах у нас стояли две карронады, а мы с капитаном Бертом делили каюту с длинноствольным девятифунтовиком.

Еще у нас вышла неприятная история с Макнилом, и когда вблизи от Ямайки мы подошли к крохотному островку, где росло несколько деревьев и никто не жил, мы просто высадили его там и оставили на произвол судьбы.

Глава 6

КАПИТАН КРИС

Когда я увидел, как поступили с Макнилом и как он умолял, но никто не внял мольбам, я исполнился уверенности, что со мной произойдет то же самое. Я знал, что, если меня оставят на маленьком островке с бутылкой рома, моим вещевым мешком и пистолетом, я наверняка умру. Не потому, что застрелюсь, как предположительно сделал Макнил — на такое я никогда не пошел бы, — а от голода и жажды. Я буду пытаться ловить рыбу и собирать моллюсков, если они там есть, выставлять раковины для сбора воды во время дождя и продержусь сколько получится. Но если меня не подберут в течение одной-двух недель, я умру.