Савмак. Пенталогия (СИ)

  Мягко пожав обеими руками протянутую ладонь Минния, Дельф потащил друга в дом - позавтракать вместе с ними перед дорогой. Войдя вслед за Дельфом в тесную трапезную в правой стороне дома, Минний почтительно приветствовал дядюшку Евклида и сидевших напротив него Парфенокла, старшего сына Мемнона, и Агела, сына рыбака Лагорина (оба были на пару лет моложе их с Дельфом, и помнились ему весьма смутно), а также был представлен Дельфом проворно метавшейся между кухней и трапезной молодой жене отца Евтихе - рыжеволосой фракийке, в лице и фигуре которой Минний с первого беглого взгляда не увидел ровно ничего примечательного. Взглянуть на годовалого Евклида Младшего Миннию в этот раз так и не пришлось - малыш в такую рань ещё спал в своей подвесной зыбке, мастерски вырезанной из отпугивающего болезни самшита умелыми руками старшего брата.

  Рыбак Агел - товарищ Парфенокла по эфебии - был женат на младшей сестре Поликасты и Кириены 22-летней Амасие, которая в эту горячую страдную пору тоже была с двумя своими малышами в усадьбе Мемнона. В это утро он принёс большую корзину рыбы с утреннего улова, чтобы передать с Парфеноклом в усадьбу (десяток лучших рыбин из корзины взяла с его позволения Евтиха), и Евклид усадил его по-родственному со всеми за стол. Парфенокл и Дельф уговаривали Агела поехать с ними на пару дней в усадьбу проведать жену и детей, но он, покачав с сожалением коротко остриженной угловатой головой, отказался: в отсутствие младшего брата Ксанфа, заканчивающего первый год службы эфеба, сейчас, кроме него, некому выходить с отцом в море.

  За завтраком Минний рассказал, что уже на другой день после его возвращения четверо его старых друзей - Невмений, Мегакл, Амфий и Полихарм - клятвенно подтвердили его личность перед алтарём Зевса-Херсонаса на агоре в присутствии жреца-басилея Гиппоклида, архонта Гераклида, главного логографа Совета Дамасикла и целой толпы любопытных. Так что он вновь теперь законный гражданин родного полиса.

  На вопрос Евклида, чем он собирается заняться, Минний, снизав плечами, ответил, как о чём-то само собой разумеющемся, что намерен продолжать дело отца - передавать херсонесскому юношеству приобретённые в Афинах знания грамматики, риторики и философии.

  Закончив завтрак все, кроме принявшейся убирать со стола Евтихи, вышли во двор и направились к загруженной винной тарой тяжёлой колымаге. Агел умостил между пифосами корзину с рыбой, прикрытой от солнца сорванной на некрополе крапивой, притрусил её сверху соломой. Парфенокл тем временем подобрал из под копыт и сунул в телегу недоеденную мулами солому. Обнявшись на прощанье по-братски с Агелом, он полез на телегу, уселся на закреплённую между бортами на передке широкую, отполированную до блеска задами ездоков доску, отвязал закрученные вокруг неё длинные ременные вожжи и выехал через распахнутые Дельфом створки ворот на улицу. Следом вышли Минний с Агелом. Старик Евклид, провожавший гостей за ворота, ещё раз напомнил Парфеноклу, чтоб ехал осторожно, не торопясь, а закрывавшему ворота Дельфу наказал долго там не задерживаться - заказов очень много. Закрыв ворота, Дельф в который раз пообещал через два дня вернуться.

  Колымага загрохотала оббитыми железными полосами ободами по узкой, усыпанной толстым слоем битой керамики улочке посёлка гончаров и далее - по пологому склону балки к изгибавшейся дугой по её дну параллельно крепостной стене узкой, вымощенной жёлто-серым камнем дороге.

  Минний и нагнавший его Дельф шагали бок о бок позади телеги: один - в нарядном тёмно-зелёном паллие ниже колен, широкополом чёрном петасе и с крепким дорожным посохом, другой - в видавшем виды коричневом гиматие поверх туники и конусовидном матросском пилосе на макушке шаровидной головы. Ближе к выезду из балки, где зажатая между сдвинувшимися склонами дорога пошла круто вгору, Дельф и Минний упёрлись ладонями в высокий тележный задок, придя на помощь понукаемым и нахлёстываемым Парфеноклом мулам и следя, чтобы угрожающе накренившиеся пифосы не вывалились из телеги. Благополучно выбравшись общими усилиями наверх, Парфенокл натянул вожжи и пригласил Минния и Дельфа устраиваться рядом с ним на передке, что они охотно и сделали, усевшись по обе стороны возницы, ведь до мемноновой усадьбы было ещё добрых 60 стадий.

  Сразу за выездом из Южной балки на равнину начиналась херсонесская хора - так называемые "клеры" (жребии) - примерно одинаковые по площади земельные участки, огороженные толстыми, как крепостные стены, каменными заборами выше человеческого роста. Внутри эти участки были разделены чуть меньшими оградами на 4 - 6 делянок, называвшихся, собственно, клерами и находившихся в собственности отдельных граждан. Большие участки отделялись друг от друга сетью ровных, пересекавшихся под прямыми углами, подобно городским улицам, продольных и поперечных дорог шириной в шесть шагов (только, чтоб разъехаться двум телегам), тянувшихся на десятки стадий: от Херсонеса на севере до Посейдонова мыса на юге и от двойных стен Старого Херсонеса на западе до протянувшейся, словно рукотворный вал, от моря до моря вдоль восточной границы Гераклейского полуострова Геракловой горы. Всего таких участков здесь было больше четырёх сотен, и около двух тысяч граждан владели здесь клерами, получая доход тяжким земледельческим трудом. Ещё примерно тысяча граждан добывала средства существования себе и своим семьям различными ремёслами и ловлей рыбы, не имея земельных наделов. Около сотни богачей, занимавшихся высокоприбыльными торговыми и ростовщическими операциями - правящая элита полиса - сдавали свои клеры в аренду земледельцам. Неплодородные, каменистые склоны Геракловой горы и сбегавших с неё к глубоко вонзившемуся на севере в Таврские горы заливу Ктенунт широких и глубоких балок служили общинным пастбищем, на котором под присмотром рабов и огромных чёрных псов паслись принадлежащие херсонеситам козы, овцы и коровы.

  Утро выдалось ясное и ещё по-летнему тёплое. Небо над Гераклейским полуостровом и над морскими далями радовало глаз прозрачной, ничем не замутнённой голубизной. Только далеко на востоке - над зелёными волнами Таврских гор - висели дымными клубами невидимого пожара сизые облака.

   Умостившись поудобнее на скамье слева от Парфенокла, Дельф поинтересовался у Минния, как его приняли в доме архонта Гераклида. Тот ответил, что благодаря Невмению, архонт принял его как родного, а узнав, что Минний отказался от притязаний на отцовский дом, даже не стал брать с него плату за предоставленные в его полное распоряжение комнаты старшего сына. Глядя вдаль поверх длинных, атакуемых назойливой мошкарой, находящихся в непрестанном движении ушей мулов, трусивших неспешной рысцой по ровной как стрела дороге, Минний вспомнил, как в день своего приезда явился с Пактием вечером к украшенному парой приземистых квадратных колонн входу на гераклидово подворье на центральной херсонесской улице - всего в одном квартале от арки Парфенона.

  Спросив имена, раб-привратник без задержки впустил их и проводил полутёмным пропилоном во двор. Там они застали, помимо хозяина, ещё шестерых человек, пришедших поглядеть на внезапно объявившегося в Херсонесе после десятилетнего отсутствия сына ритора Гераклия и послушать из первых уст рассказ о его заморских приключениях, о которых, стараниями Невмения и его друзей уже разлетелись по городу прелюбопытные слухи.

  Молча пожав руку Пактию, Гераклид - высокий худощавый 53-летний мужчина с благородным продолговатым лицом, окружённым облаком волнистых пепельных волос, окинув его спутника пристально-недоверчивым взглядом, тотчас устроил ему первую проверку, спросив, помнит ли он и узнаёт ли кого-либо из присутствующих здесь гостей.

  Всмотревшись в освещённые висевшими на деревянных столбах окружавшего дворик перистиля факелами лица стоявших позади архонта мужей (несомненно, заранее сговорившихся об этой проверке), Минний без труда вспомнил и назвал имена известных всему городу богачей, ровесников Гераклия - Дамасикла, Матрия и Санниона, а так же старшего сына последнего - Мегакла, вместе с которым два года прослужил в эфебах. Не столь уверенно он опознал и младшего сына Гераклида - чернокудрого красавчика Агасикла. А вот его друга и ровесника Каллиада, сына купца Артемидора, Минний так и не признал. Тем не менее, Гераклид удовлетворённо заявил, что сын покойного ритора Гераклия это маленькое испытание успешно выдержал, в чём он, впрочем, после разговора с Невмением, и не сомневался.