Александр Македонский. Пески Амона

ГЛАВА 6

Александр проснулся оттого, что Перитас лизнул его в лицо. Царь вскочил, и два оруженосца помогли ему облачиться в доспехи, а Лептина принесла на серебряном подносе завтрак, «чашу Нестора» — сырое яйцо, перемешанное с сыром, мукой, медом и вином.

Он поел стоя, пока ему завязывали ремни панциря и поножей, вешали на плечо перевязь и прицепляли ножны с мечом.

— Не хочу Букефала, — сказал Александр, выходя. — Берега реки слишком скользкие, и он может захромать. Приведите мне сарматского гнедого.

Оруженосцы ушли за конем, а царь пешком прошел в центр лагеря, держа шлем в левой руке. Солдаты уже почти все построились, и с каждым мгновением подбегали все новые, чтобы занять свое место рядом с товарищами. Александр сел на подведенного коня и поехал вдоль рядов. Он осмотрел сначала отряды македонской и фессалийской конницы, а потом греческую пехоту и фалангу.

Всадники «Острия» ждали в глубине лагеря у восточных ворот, в безупречном порядке выстроившись в пять рядов. Когда царь проезжал мимо них, они молча воздели копья.

Александр поднял руку, чтобы дать сигнал к выступлению, и к нему присоединился Черный. Раздался топот тысяч коней и негромкий звон оружия пеших воинов, которые длинной вереницей двинулись в темноте.

В нескольких стадиях от Граника послышался дробный стук копыт, и из темноты выскочили четверо разведчиков. Они остановились перед Александром.

— Царь, — обратился их старший, — варвары так и не двинулись с места, их лагерь примерно в трех стадиях от реки, на небольшом возвышении. На реке лишь патрули мидийских и скифских разведчиков, которые присматривают и за нашим берегом. Мы не сможем застать их совершенно врасплох.

— Конечно, не можем, — признал Александр, — но прежде, чем их войско покроет эти три стадия, отделяющих его от реки, мы пройдем брод и окажемся на другой стороне. На данном этапе главное сделано. — Он сделал знак своим телохранителям приблизиться. — Предупредите всех командиров подразделений, чтобы приготовились к переходу на другой берег, как только найдется удобное место. По сигналу труб нужно броситься в реку и перейти ее как можно быстрее. Первой пойдет конница.

Телохранители удалились, и вскоре пехота остановилась, пропуская две конные колонны с флангов вперед. Конница выстроилась перед Граником. В это время небо на востоке начало светлеть.

— Они думали, что солнце будет светить нам в глаза, а нет даже луны, — проговорил Александр, кивнув на тонкий светлый серп, заходящий на юге за холмы Фригии.

Он поднял руку и погнал коня в реку; за ним поскакали Черный и весь эскадрон «Острия». В то же мгновение с другого берега донесся крик, за ним множество других, все громче и громче, и, наконец, зазвучал протяжный жалобный звук рога, на который издалека откликнулись другие. Индийские и скифские разведчики подняли тревогу.

Александр, уже прошедший брод наполовину, крикнул:

— Трубы!

И тотчас зазвенели трубы: резкая, пронзительная нота, как стрела, вонзилась в противоположный берег, смешавшись с мрачной песнью рогов. Холмы эхом повторили ее.

Граник закипел пеной, когда царь и его гвардия помчалась вперед. Один македонский всадник с криком упал в воду, пронзенный стрелой. Мидийские и скифские дозорные, столпившись на берегу, пускали стрелы, даже не целясь. Стрелы попадали кому в шею, кому в живот, кому в грудь. Александр выхватил со скобы щит и пришпорил коня.

— Вперед! — кричал царь. — Вперед! Трубы!

Звук бронзовых труб сделался еще резче и пронзительней, и ему вторило ржание коней, возбужденных сутолокой и криками всадников, которые понукали их и хлестали, преодолевая взмученный водоворот реки.

Уже вторая и третья шеренги миновали середину брода, а четвертая, пятая и шестая только заходили в реку. Александр со своим эскадроном взбирался на скользкий склон. Сзади доносился приглушенный размеренный ритм фаланги, которая двигалась строем в полном боевом вооружении.

Вражеские дозоры, расстреляв все стрелы, повернули коней и во всю прыть устремились в лагерь, откуда уже слышались нестройный шум, бряцание оружия, крики на десятках разных языков. Со всех сторон сбегались воины с факелами в руках, мелькали взбудораженные тени.

Александр построил «Острие» и встал во главе, а два эскадрона гетайров и два — фессалийской конницы по приказу своих командиров расположились в четыре ряда позади и на флангах. Македонян вели Кратер и Пердикка, а фессалийцев — царевич Аминта и их начальники, Эномай и Эхекратид. Трубачи ждали знака от царя, чтобы протрубить атаку.

— Черный, — спросил Александр, — где наша пехота? Клит проехал до оконечности строя и взглянул на реку.

— Они поднимаются, государь!

— Тогда трубы! Галопом!

Снова затрубили трубы, и двенадцать тысяч коней устремились вперед, голова к голове, со ржанием и храпом, равняя шаг по мощному сарматскому гнедому Александра.

Тем временем с другой стороны в страшной спешке и не без сутолоки начала собираться персидская конница; уже построившись в ряды, всадники ждали сигнала своего верховного командующего, сатрапа Спифридата.

Неистовым галопом подскакали двое дозорных.

— Господин, нас атакуют! — кричали они.

— Так за мной! — приказал Спифридат, не желая больше ждать. — Прогоним обратно этих яунов, сбросим их в море, на корм рыбам! Вперед! Вперед!

Под звуки рогов земля задрожала от топота копыт огненных низейских скакунов. В первом ряду были мидийцы и хорасмии с большими луками двойного изгиба, позади шли оксидраки и кадузы с длинными изогнутыми саблями, а замыкали строй саки и дранги, сжимавшие в руках огромные кривые мечи.

Как только конница двинулась вперед, за ней шагом в сомкнутом строю последовала тяжелая пехота греческих наемников.

— Анатолийские наемники! — крикнул им Мемнон, подняв копье. — Проданные мечи! У вас нет ни родины, ни дома, куда вернуться! Вам остается лишь победить или умереть. Помните, никто над нами не сжалится, потому что, хотя мы и греки, мы сражаемся за Великого Царя. Солдаты, наша родина — это наша честь, а копье — это наш хлеб. Сражайтесь за свою жизнь, больше вам ничего не остается.

Алалалай!

Он бросился вперед, сначала быстрым шагом, а потом бегом. Солдаты ответили таким же криком:

Алалалай!

Они двигались позади, держа фронтальный строй, издавая страшное бряцание железа и бронзы при каждом касании ногой земли.

Александр, увидев белое облако пыли менее чем в одном стадии от себя, крикнул трубачу:

— Труби атаку!

Труба взревела, заглушая неистовый галоп «Острия».

Всадники опустили копья и устремились вперед, левой рукой ухватив поводья и конскую гриву, пока не столкнулись с противником. Длинные ясеневые и кизиловые копья нанесли первые удары, пролился плотный дождь персидских дротов, а затем — неистовое месиво людей и коней, криков и ржания, звона и треска.

Александр заметил Спифридата, который яростно рубил противников мечом, уже красным от крови. Слева его прикрывал гигант Реомитр. Пришпорив коня, Александр устремился туда.

— Сразимся, варвар! Сразись с царем македонян, если у тебя хватит отваги!

Спифридат в свою очередь пришпорил коня, направив его к противнику, и, приблизившись, метнул дротик. Острие задело ремень панциря и оцарапало Александру кожу между шеей и ключицей, но царь обнажил меч и стремительно налетел на сатрапа. Потрясенный столкновением коней, Спифридат был вынужден ухватиться за гриву и открыть бок. Александр тут же вонзил свой клинок ему под мышку. В тот же миг персы обрушили на него свои удары. Чья-то стрела поразила гнедого коня, который упал на колени, и Александр не смог избежать топора Реомитра.

Его щит лишь немного отклонил удар, но топор все равно обрушился на шлем. Лезвие прорубило металл, пробило войлочный подшлемник и рассекло кожу на голове; лицо царя залило кровью, а сам он вместе с конем повалился на землю.

Реомитр снова занес топор, и тут вмешался Черный: крича как одержимый, он взмахнул своим тяжелым иллирийским мечом и отрубил гиганту правую руку.