Драгоценности Парижа (СИ)

— Скажи ей что–нибудь, а то уйдет, — забеспокоился остановившийся поодаль Гонтарь. Голос у него подрагивал, наверное, иноземка понравилась тоже.

— А что говорить, когда я ихнего языка не знаю? — продолжая выдерживать джигитскую стойку, поинтересовался Дарган. В душе у него было спокойно, лишь вид с подвижными чертами лица девушки да стройная ее фигурка отзывались в области живота щекотливыми чувствами. Тихонько добавил. — Может, про ларжан сказать? Черноус с Горобцом как–то учили, что они к деньгам слабость имеют.

— А если она еще девушка? — так–же негромко засомневался Гонтарь. Черноглазый жгучий брюнет с жесткими усами, он был полной противоположностью своему другу, светловолосому, сероглазому, с белесыми бровями вразлет. Лишь румянец у обоих походил на спелые краснобокие персики. — Патруль кликнет и весь променад закончится.

— От ларжана еще никто не отказывался.

— А он у тебя есть?

— Откуда.

— Тогда чего зря языком молоть. Лучше намекни ей, мол, с, амус.

— А что это такое?

— Вроде, так знакомиться надо. Я слыхал.

В этот момент, оценив нерешительность кавалеров, иноземка выдернула из–за пояса цветной платочек и взмахнула им перед собой. Дарган понял намек, оттопырив черкеску, вытащил точно такой–же платок, выхваченный из ее рук на мосту, протянул навстречу. Оба радостно засмеялись, чувство неловкости исчезло, уступив место любопытству.

— А вообще, скажи про ларжан, — наклонился вперед Гонтарь. — Дюже она красивая и смелая, такие в девках ходють не долго.

— Говорю тебе, что нету, — не переставая улыбаться, отозвался Дарган.

— Ты скажи, а я знаю, где взять, намеднись увидал, как хозяин нашего подворья схрон на базу устраивал. Несколько домов под квартиры отдал, две мастерские, конюшни. Богатый должен быть мусью.

— Да ты что! — быстро обернулся к нему дружок.

— И место на перекрестке дорог, кого только не заносило, — продолжал с убеждением рассуждать Гонтарь. — Навроде нашего моздокского пути, что из Персии в Россию ведет.

— А чего ты раньше язык проглотил?

— Не время, значит, было.

Дарган досадливо сверкнул глазами, но промолчал. Между тем, подавшись вперед, девушка быстро–быстро о чем–то заговорила, прищуривая большие светлые глаза, помогая себе округлыми руками. Разобрать ее лепет было невозможно, но настроение угадывалось. Кажется, она была довольна, что встретилась с приятным молодым человеком, и рада, что он пришел сюда.

— С, амус? — выждав момент, с доброжелательной улыбкой сказал Дарган.

— Самус? — девушка перестала смеяться, наморщила лоб. Повторила. — Самус… с, амус. О, ви, ви, месье, экскюзи, силь ву пле. Я учил руси, плехо.

— Училась? А где?

— Не понимай… А, Сорбонн.

— Это ваша школа, что–ли?

— Университет ихний, как Ломоносовка в Москве, — пояснил за спиной Гонтарь.

— Не понимай…

— Снова не то, — всплеснул руками Дарган. — Она ничего не соображает.

— А про с, амус, вишь, сработало, дай только время, — обрадовался друг. — Теперь ее надо отсюда увести, чтобы оторвать от прыщавого. Наверное, это ее ухажор.

— Морду ему тут не набьешь, — озабоченно покрутил головой Дарган. Снова прислушался к лепету иноземки. — А что она хочет еще?

— Да кто ее поймет. Скажи, что желаешь инвит, мол, муа жуир.

— А что это? — насторожился Дарган. — Не обидится?

— Не должна, Черноус при мне своей бабе так говорил.

— Ну и как?

— Довольная осталась.

Тем временем девушка быстро переводила взгляд с одного на другого, не смея вмешиваться в диалог. Прижав руку к груди, затем Дарган указал пальцем на нее, потом махнул рукавом черкески вдоль улицы. Внимательно следившая за ним иноземка радостно замотала головой. Тогда казак кивнул на маячившего поодаль провожатого, громко спросил:

— А как с ним? Это не твой хахаль?

— Пардон? — чуть наклонившись ухом, сделала она полшага вперед.

— Ну, твой жених? Месье вон тот, — повторил Дарган.

— Месье!? Жень–их!? О, но, но, — отрицательно качнула волосами собеседница. Протянула тонкую кисть в ту сторону, куда показывал казак. — Лонж… боалевард.

— Тогда полный ла мур, — повеселел урядник.

Бросив сумрачный взгляд по направлению к долговязому парню, он нагло подцепил девушку под руку и потянул ее за собой. Она не сопротивлялась, даже не оглянулась на соотечественника, скорее всего, по уши влюбленного в нее. Лишь громко и радостно воскликнула, подтверждая, кто из парней для нее дороже. Гонтарь взялся за рукоятку кинжала, отпустив парочку на несколько шагов вперед, последовал за ними. Он был уверен, что точно так–же поступил бы и его верный товарищ. Но подобный расклад не устраивал отвергнутого жениха, не перестававшего вертеться посреди площади, он выследил среди толпы народа патруль из русских солдат, резко вскрикнув, бросился к нему. Дарган насторожился, осмотрелся вокруг, от площади в разные стороны разбегались несколько тенистых улиц с домами из розового туфа. С левой стороны они поднимались на пологий склон, с правой спускались вниз, туда, где на почти такой же площади стояло здание учебного заведения под чудным, схожим с иконной мадонной, названием Сорбонна с бедно одетыми студентами возле. Когда отряд казаков патрулировал по улицам острова, из резвых стаек молодежи вслед неслись улюлюканье со свистом. Значит, сворачивать туда не стоило. Но за университетом начинался самозастрой с множеством кривых переулков, в которых можно было заплутать. Покосившись на девушку, Дарган заметил, что она продолжала беспечно улыбаться. Он снова перемигнулся с Гонтарем, кивнул на крутой уклон справа. Тот понимающе опустил глаза.

В этот момент взбудораженный долгоносиком патруль перекинул ружья со спины на грудь и двинулся вслед за троицей. Вид у усатых воинов в высоких головных уборах был грозным, не обещающим ничего хорошего. Надо было что–то предпринимать, иначе разборки могли привести к плачевному результату. Вряд ли удалось бы доказать, что мадемуазель напросилась в подружки сама. Но упускать добычу Дарган тоже не горел желанием, потому что девушка все больше нравилась ему.

— Аллюр? — предложил он ей слышанное от старших товарищей слово. Кажется, им подгоняли лошадей.

— Аллюр!? — повторила она, насмешливо сморщив носик. Она снова ничего не понимала.

— Ви, аллюр, то есть, бегом.

Дарган опустил руку вниз и пошевелил двумя пальцами, затем легонько повлек подружку вперед, заставив ее переступать ногами быстрее. До нее дошло, потому что она посерьезнела, а когда Дарган указал на солдат за спиной, сама ускорила шаг. Но было уже поздно, один из патрульных припустил к ним рысью. Из переулка по ходу движения выперся конный разъезд из разморенных бездельем драгунов на холеных лошадях.

— Задержать, — обращаясь к конным, крикнул патрульный с ружьем на перевес. — Нарушение комендантского указа.

Драгуны тут–же разъехались в разные стороны, образовав широкий полукруг, вся троица оказалась как бы в ловушке. Осознав, что с подружкой оторваться от патрулей не удастся, Дарган обнял ее, вперился серыми зрачками в ее голубые омуты:

— Жди меня вон там, я приду, когда солнце скроется за домами, — он ткнул себя пальцем в грудь, затем показал на ступени, ведущие вовнутрь здания с колоннами. Вытянув кисть в сторону заходящего солнца, провел рукой вниз. Повторил. — Когда солнце сядет, я обязательно приду, только ты подожди. А-а, досада, как ей объяснить!..

Дарган с надеждой зыркнул на успевшего подобраться друга, но у Гонтаря словарный запас тоже был небогатым, он лишь поджал тонкие губы. Девушка вцепилась пальцами в предмет своей любви, она напрягалась, силясь уяснить, о чем пытался сказать ей он. Наконец, повернувшись к солнцу, она как бы притянула его за край к земле, потом указала на себя и повела рукой к мраморным ступеням.

— Да, да, ты поняла, — косясь на всадников и бегущего к ним патрульного, обрадовался Дарган. — Ты мне понравилась, я женюсь на тебе… Не понимаешь? Вот досада…