Марш Акпарса

—     С ним русские ратники. Много.

—     Не бойся. Я дам тебе тысячу джигитов. Вот приедет мурза... Убей Аказа — и ты будешь лужавуем Горной стороны.

—     Рука твоя, могучий, беспощадна и тверда,— Сююмбике ода­рила хана ласковым взглядом,— и ею управляет мудрость. Но прежде чем карать ослушников, надо бы кое о чем подумать. Пакман тебе говорил, а мне более того известно, что у черемис верности Москве нет, они из Свияжска бегут...

—     Но и сторонников Москвы немало! Один Аказ чего стоит. Он без стариков к царю идти не посмел бы.

—     Верно. Аказа, как и Тугу, в Горном краю любят, ему верят. Так зачем же убивать его? Надо его к Казани приблизить, твоим верным слугой сделать.

—     Кучак говорил...

—     Ты не верь Кучаку. Если бы не он, Аказ давно бы с нами был. И сейчас еще не поздно его к тебе приклонить.

—     Посоветуй, как?

—     Нужно возвратить Аказу жену. Он до сих пор один и, стало быть, ждет ее и любит. А любя, будет ее слушаться. А она нас будет слушать.

—     Будет ли?

—     Над нею благословение аллаха,— сказал сеит.— Она давно веру Магомета приняла.

—     Где ты ее прячешь?—спросил хан.— Почему я не видел ее

ни разу?

—     Она в моих покоях. Эй, Абдулла! Сходи ко мне, там разыщи Эрви, приведи сюда.

—     Ты думаешь, она поможет нам?—спросил Сафа, когда слу­га ушел.— Сейчас она все будет обещать, чтобы домой попасть

—     Она дала нам клятву на Коране. Да и Пакман ей помогать будет. Если что, он ей напомнит о Коране. Ты, слышишь, Пакман?

—     Напомню, великая.

Когда Абдулла ввел Эрви, Пакмана спрятали за ширмой. Эрви, увидев хана, пала на колени.

—     Встань, Эрви,— ласково сказал Сафа.— Ты не слуга. Царица мне сказала, что ты подруга ей.

—     Могучий и милостивый хан велит отдать тебя ему.— Сю- юмбике ласково положила руку на плечо Эрви. Та закрыла лицо руками.

—     Ты не бойся, красавица,—сказал хан.— Я хочу отпустить тебя в Нуженал. Твой муж просил об этом. Ты там будешь ему опорой.

—     Благодарю тебя, великий! — Эрви снова пала на колени.

—     Ты помнишь, в чем клялась прошлый раз?

—     Помню, великолепная,—прошептала Эрви.

—     В своем краю царицей будь. Приедешь — посмотри кругом, сразу шли гонца. Я все тебе пришлю: права, советы, верных людей.

—     Оружие, если надо, пришлем,— сказал хан.

—     Муллу пришлем.— Сеит погладил бородку.— Может, кто правоверным захочет стать.

—     Оружие ей не нужно,— заметила Сююмбике.—Ум, нежность, красота—вот ее оружие. Ты будешь мне писать о замыслах Аказа.

—     Буду.

—     Будешь сеять слухи, какие я велю?

Эрви молча кивнула.

—     Она все будет обещать,— сказал сеит.— Лишь бы уехать.

—     Пакман, ты слышал обещанья Эрви? Не позволяй ей лука­вить там...

—     Слышал. Я буду помогать ей,—сказал Пакман и вышел из- за ширмы.

—     Сколь времени дать тебе на сборы, Эрви?

—     Я хоть сейчас!

—     Иди и собирайся.

Эрви, выходя, глянула на Пакмана и поняла, капкан, который так долго ей готовила царица, захлопнулся. Сююмбике тоже пошла было за ней, но вошел слуга и сказал:

—     Мурза Кучак стоит за дверью.

—     Вот, легок на помине,— хан кивнул головой на дверь.— Зови.

Мурза вошел .крупним шагом, положил ладонь на грудь.

—     Целую пыль у ног твоих, великий. Мне сказали, был гонец,— мурза через плечо глянул на Пакмана.—А-а, ты уже здесь, зачем таскаешься, куда тебя не просят?!

 — Я ждал...

—     Ты должен, ожидая, сдохнуть на моем пороге, но не бегать, как собака, по чужим дворам. А ну, вон отсюда!

Хан приподнялся с подушек, в глазах его появился гневный блеск. Он крикнул:

—     Ты где стоишь?! Как ты смеешь распоряжаться в ханских покоях?

—     Прости, могучий...

—     Весь правый берег, весь Горный край мы отдали тебе!

—     Аллах благословит твою щедрость.

—     Не для того я поставил тебя над этим краем, чтобы ты таскал оттуда девок, чтобы отнимал невест от женихов, чтоб воровал. Не для того, клянусь пророком!— Злость закипала в душе хана все сильнее.— Я думал, Горный край ты сделаешь щитом Ка­зани и ворота ханства там поставишь, закроешь на запор!

—     Для русских бейлик мой закрыт, великий, я там стою...

—     Хвастливый язык твой надо вырвать! Ты знаешь, русские воткнули в спину ханства нож? Царь Иван поставил крепость на Свияге.

—     Тот, кто тебе сказал об этом,— лжец. За столь короткий срок поставить крепость нельзя. А на Свияге... Там черемисы то­пором стукнуть не дадут. Для крепости нужен лес.

—     Я говорю тебе, мурза: Свияжск построен!—сказала Сююм- бике.— И русские нас перехитрили. Они срубили крепость в Уг­личе, по Волге сплавили и возвели город за неделю. И царь Иван повесил нам на шею камень. Премудрый хан хотел бы знать, как ты его скинешь?

—     Выслушай меня, могучий. Скажи, много ли я живу в Ка­зани? То по твоей воле, то послушный царице, я скачу либо на Вятку, либо на Каму, либо за Перекоп. Когда мне крепить Горный край? Скажи, святой сеит, ты, на минарет поднимаясь, устье Свияги видишь?

—     В ясную погоду— вижу.

—     Так почему же я во всем виноват?

—     Ты хочешь сказать, что в том моя вина?—зло спросил хан.

—     Спаси меня аллах!

—     Позволь сказать, великий хан,—Сююмбике взмахом руки велела Пакману выйти.— Казань не первый раз в беде. И всякий раз мурза своей отвагой помогал нам ту беду отводить.

—     Я завтра же подниму все свое войско, я обложу крепость в три кольца, я заморю их голодом. Аказа посажу на кол!

—    Не спеши, отважный. Наши доброхоты сообщают безотрад­ные вести. Молодой царь Иван свой третий поход на нас готовит. У него две крепости — Васильсурск и Свияжск, у него пушки и стенобитные машины. У него сейчас готовы к походу сто пятьде­сят тысяч войска, и еще, в случае нужды, он сможет поднять столько же. Не только воинам Кучака, но и всему войску ханства их не отразить.

—    Но ты забываешь: один мой джигит стоит десятерых рус­ских лапотников!—воскликнул хан.

—    Этого я не забываю! Но не ты ли говорил, что пушек у нас нет, сторонники русских есть? Запасного войска у нас нет, а рознь между беями и эмирами есть. У русских под носом Каза­ни — крепость, а у нас за спиной башкирские князья — недруги.

—    Но нам поможет Крым!

—    Ты дважды из Казани уходил, великий. Из-за чего? Крым­ский хан теперь сам у турецкого султана в узде.

—    Султан могуч, это верно, но...

—    У него, великий хан, надо помощи просить. И ты, мурза Кучак, должен в Стамбул ехать. Ты скажешь могучему султану, что если Казань не устоит, то падет и Астрахань. Тогда не удер­жаться и Шемаханскому царству. Скажи султану — пора всех правоверных на Москву поднимать. По пути заедешь к моему отцу Юсуфу, к моему дяде Измаилу — пусть они все свое войско готовят. Ты и об этом думал, премудрый, не так ли?

—    Да, истинно, я так думал,—ответил хан, подняв голову.

—    И, уповая на силу ясного и мудрого ума нашего повелителя, мы будем готовить отпор Москве,— добавила Сююмбике.

—    Я пошлю Алима в Горный край,— сказал мурза,— велю на всех дорогах выставить заставы. И воробей не пролетит. Аказа посажу на цепь.

—    Ты замысел великого не понял, мурза. Заставами народ разве удержишь? Аказа ты не тронешь даже пальцем. Более того, ты пошлешь ему великие поминки, старейшин щедро ода­ришь. Тряхни своей мошной!

—    Прости, царица. Мне золота не жалко. А честь моя? Че­ремисы еще больше обнаглеют. Они не понимают...

—    О чести ханства думай! Алим нам будет нужен здесь. А Эрви проводит Хайрулла. И помни: проводит по-богатому.

—    Я повинуюсь. Но клянусь именем Магомета: Аказа надо посадить на цепь!

—    Исполняй наши веленья точно,— строго сказал хан.— Гор­ный край почти в руках Ивана. Если не возвратишь его Казани — посажу на кол! И запомни: хан слов на ветер не бросает!