Дикое золото

ящее, уж одиннадцать скоро. Утомил я вас? Болтовней и назойливым потчеваньем? Что поделать, мы тут попросту… Да и нельзя ударить в грязь лицом перед столичным гостем, чтобы не говорил потом, что в Сибири обитают скряги, негостеприимны… Но ежели, Алексей Воинович, я вас и в самом деле утомил, вы не стесняйтесь, так и скажите. Какие счеты меж своими?

– Помилуйте! – усмехнулся Бестужев. – Что-то я не чувствую особенной усталости. Готов хоть сейчас заняться делами, так что ловлю вас на слове, дабы доказать, что вы меня не утомили нисколечко, можно и о делах поговорить…

– Нет, вы серьезно? На ночь глядя?

– Ну, не углубленно, конечно, – сказал Бестужев. – В управлении у вас нет никого, разошлись по домам, бумаги под замком… Но хотя бы в общих чертах можем обменяться мнениями?

– А есть ли смысл? – мягко спросил полковник Ларионов. – В общих-то чертах? Без серьезного доклада работающих по делу офицеров, без документации? Я понимаю, вы молоды и энергичны, вас снедает нетерпение, но, право, подождите до завтра.

– Пожалуй, вы правы, – кивнул Бестужев, понимая, что разговора о делах ни за что не получится, полковник непреклонен.

Он посмотрел на собеседника. Ларионов ссутулился на стуле, в один миг словно бы постарев.

– Разговор у нас пока что частный, Алексей Воинович, – сказал он негромко. – И я вас просто-таки умоляю: дайте старику поспать спокойно хотя бы эту ночь. Я прекрасно понимаю, как выгляжу во всей этой истории, – самым печальным образом. Грабятся золотые караваны, гибнут люди, командированные к нам из столиц для расследования, – и, бьюсь об заклад, какая-то циничная душа уже начала усматривать зависимость второго от первого…

– Ну что вы! – энергично запротестовал Бестужев.

– Я не о вас, помилуйте, вы чересчур молоды, благородны и прямодушны… но ведь старые, прожженные циники всегда найдутся в любом ведомстве. Неужели не пошли шепотки в этом духе? Мол, не уберегли здешние растяпы столичного чиновника?

– Гм… нечто подобное действительно имело место.

– Вот видите! А крайним в сей скверной истории, попомните мои слова, непременно окажется ваш покорный слуга. – Полковник наполнил рюмку до краев, от волнения забыв предложить Бестужеву, и шарахнул ее до дна, но смотрелось это не залихватским гусарским жестом, а скорее отчаянием. Крякнул, поднял на ротмистра усталые глаза: – Хотя виноват далеко не я один, но кто же об этом помнит, когда ищут козлов отпущения… Застрелиться, что ли? – он рассолодел на глазах.

– Господин полковник!

– Я фигурально… Но положение мое и вправду премерзкое. Ох, я же и забыл вам налить, хорош хозяин… – он торопливо исправил оплошность. – А знаете ли вы, кстати, что мы вообще могли оказаться не привлечены к расследованию смерти Струмилина? Никто ведь в «Старой России» и не подозревал о причастности его к охранному отделению. Сама по себе форма чиновника Министерства внутренних дел чересчур, я бы сказал, всеобъемлюща. Мало ли в МВД таких чиновников, занимающихся самой что ни на есть текущей канцелярщиной?