Монах: последний зиндзя

– Если бы Кийоси не погиб, то мы не были бы сейчас вместе, – раздался в темноте спокойный голос Дзебу, в котором Танико могла уловить нотки тревоги.

– Я знаю, – сказала она. – Но мир, в котором жил и умер Кийоси, в котором родился Ацуи, отличается от того, в котором мы с тобой живём. По-твоему, я должна быть благодарна человеку, убившему Кийоси? Но я ничего не могу к нему чувствовать, кроме ненависти!

Дзебу промолчал. Танико дотронулась до его щеки – она была холодной, твердой и гладкой, как маска из нефрита. Дзебу подумал, что он счастлив благодаря смерти хорошего человека, и ему стало стыдно, хотя в этом не было его вины.

– Ты не можешь ехать в столицу, – произнёс он наконец. – Что ты будешь делать, оказавшись в гуще сражений?

– У меня нет другого выхода, – вздохнула Танико. – Если я смогу найти возможность добраться до Камакуры, то хотела бы вернуться туда, где ты встретил меня, – к себе домой.

Глава 3

Фудзивара Ерубуцу, сын и наследник Хидехиры, прибыл в Хирайдзуми в конце Третьего месяца, после того как солнце высушило грязь весенней оттепели. Над дорогой, по которой двигались Ерубуцу и тридцать самураев, сопровождающих караван с гончарными изделиями и шёлком из южных провинций, висело облако пыли.

Через несколько часов после прибытия Ерубуцу Хидехира послал за Юкио, приглашая его прийти в большой зал крепости. Юкио вместе с Дзебу прошли через сады, расположенные между домом для гостей и главной башней.

Атмосфера была другой. Самураи, накануне настроенные дружелюбно, теперь хмуро здоровались или предпочитали вообще не замечать их. Большинство воинов было одето в доспехи.

К тому времени как они пришли в большой зал, Дзебу был насторожен, подобно животному, на которого ведется охота. Хидехира сидел на возвышении, одетый в узкое черное кимоно с выступающими вверх плечами. Слева и справа от него расположились советники, одетые так же, как и он. У всех было по два самурайских меча: длинный и короткий, рукояти которых были спрятаны под кимоно. Все сидели с каменными лицами, за исключением Хидехиры, на лице которого блуждала неприятная улыбка, как будто он хотел рассеять напряжённую атмосферу.

Хидехира представил Юкио и Дзебу своего старшего сына. Ему исполнилось семьдесят лет. Волосы Ерубуцу совсем поседели, а голова стала настолько круглая, что была похожа на металлический шар китайской хуа пао. На первый взгляд, широкий рот его казался безгубым, а вместо глаз виднелись прорези.

Слуги принесли саке. Череда вежливых вопросов и ответов, касающихся поездки Ерубуцу в южные провинции и путешествия Юкио в Китай, как показалось Дзебу, заняла все утро.

В заключение Ерубуцу сказал:

– Хорошо, что я добрался лишь до Майдзуры, а не до столицы, господин Юкио. В противном случае ваша прокламация создала бы мне огромные трудности. Я едва успел выехать из провинции Танго с купленным товаром, как в Майдзуру прибыл отряд самураев Такаши с ордером на мой арест.

– Я сожалею, что моя деятельность принесла вам неприятности, господин Ерубуцу, – сказал Юкио, низко поклонившись. – Моя оплошность непростительна.

– Ерунда! – запальчиво возразил Хидехира. – Я знал, что Ерубуцу подвергался опасности, будучи невдалеке от столицы, когда ты написал прокламацию. Я сказал себе, что если он не сможет сам себя вызволить из беды, то это не мой сын!

– Я высоко ценю твою веру в меня, отец, – холодно заметил Ерубуцу, – но теперь ты мог лишиться сына. Конечно, когда господин Юкио здесь, ты мог бы обходиться и без сына…

– Отец господина Юкио, Домей, был мой брат, – сурово произнес старик. – Его сын – мой сын! Ты не имеешь права обижаться на это!

Юкио быстро прервал ссору отца и сына:

– Господин Ерубуцу, я с удовольствием узнал, какой отклик имела моя прокламация в южных провинциях.

Ерубуцу бросил долгий враждебный взгляд на Юкио.

– У меня было мало времени, чтобы узнать о её воздействии на других, но её воздействие на меня заставило бежать, чтобы спасти жизнь. Хотя вы можете быть уверены, что теперь, когда Такаши знает, что вы в Осю, сюда придет огромная армия. Ждать осталось недолго.

– Пусть приходят, – жёстко сказал Хидехира, его белая борода задрожала.

– Благородство и преданность моего отца старым друзьям стали легендарными в Осю, – сказал Ерубуцу. – Так как многие из наших предков были товарищами по оружию, то он проявил гостеприимство и по отношению к вам. Пожалуйста, простите меня, господин Юкио.

Глаза Ерубуцу выражали враждебность.

– Боюсь, вы злоупотребляете великодушием моего отца, я уверен, непреднамеренно.

Менее сдержанный человек был бы непременно спровоцирован и обнажил свой меч. Но Юкио холодно ответил:

– Если бы я считал, что так оно и есть, господин Ерубуцу, я бы убил себя.

Хорошо зная Юкио, Дзебу понял, что это была угроза. Если бы Юкио пришлось совершить харакири из-за несправедливых обвинений Ерубуцу, то последний был бы обесчещен.

– Конечно, данный случай не требует принятия столь серьёзных мер, – сказал Ерубуцу, беспокойно откидываясь на подушку.

«Он был бы рад отрубить мне голову и сам сделал бы это», – подумал Юкио.

– Я просто имел в виду, что, укрывшись у моего отца и написав прокламацию, призывающую к восстанию против Согамори, вы подвергли нас смертельной опасности.

– Согамори всегда был моим врагом! – с раздражением сказал Хидехира.

– Я заверяю вас, господин Ерубуцу, что войска, которым я командую, более чем достаточно, чтобы защитить вашу независимость от Такаши.

– Мы не нуждаемся в вашей защите! – резко сказал Ерубуцу. Маска вежливости исчезла с его лица. Гнев придал его круглой голове оранжевую окраску. Что так беспокоило его? Должно быть, у него были собственные планы, а деятельность Юкио мешала ему.

– Я полагаю, что под словом «войско» вы подразумеваете толпу варваров, расположившуюся на нашей земле. Сожалею, что пришлось сказать это, господин Юкио, но я возмущен тем, что обладатель такого прославленного имени, как ваше, привел иностранцев для захвата нашей страны. Даже Согамори не привел бы иностранные войска для борьбы с соплеменниками!

«Как раз то, о чём я и Тайтаро предупреждали Юкио, – подумал Дзебу. – Монголам никогда не поверят».

Юкио продолжал улыбаться, как будто не его обвинили в измене государству.

– На заре империи властители приглашали в нашу страну корейских ремесленников и буддистских миссионеров. Прославленный основатель вашей фамилии великий министр Фудзивара-но Каматари ввёл законы китайской империи на Священных Островах и пригласил китайских учёных преподавать и исполнять эти законы. Это не считалось захватом. Мы просто использовали достижения иностранных держав для процветания Страны Восходящего Солнца. Монголы – не ремесленники, миссионеры или учёные. Но один из видов искусств они усвоили лучше, чем любой другой народ в мире, – искусство ведения войны.

– Если великие господа позволят молвить слово смиренному монаху, то я скажу, что Согамори пригласил по меньшей мере одного монгола для борьбы против нашего народа. Много лет назад монгольский военачальник Аргун Багадур служил офицером у Согамори, – отозвался Дзебу.

– Сначала он сражался на стороне Согамори, – сказал Ерубуцу, – теперь – на вашей стороне. Посмотрите, как мало преданности у этих варваров!

Юкио пожал плечами и сказал:

– Прошлое осталось в прошлом, а настоящее – в настоящем.

Это был лозунг, которым самураи оправдывали переход на сторону противника во время войны. Ерубуцу изменил тактику:

– Я слышал, что эти монголы завоевали половину света. Прошу прощения, что задаю вам вопрос, господин Юкио, но не безрассудно ли привести десять тысяч монголов сюда?

«Что-то необходимо сказать, чтобы не показаться невежливым, в соответствии с традициями Страны Восходящего Солнца, – подумал Дзебу, – ведь Юкио и Ерубуцу ведут беседу. Будь на их месте два монгольских военачальника, они бы начали грубо оскорблять друг друга и хватать за горло».