За золотом Нестора Махна

В тот же день, кроме Ники и Черняка, пришел и Померанец, с которым меня познакомили. Ника согласился с необходимостью моей переправы в Россию. Тут же Черняк и Померанец сказали, что они переправят нас поодиночке в Россию, и если у них будут деньги, то они и сами переправятся. Деньги же обещал достать Померанец, т. к. у нас было очень мало денег. Зайцев, Харламов и я прятались в это время на кладбище в Варшаве, т. к. мы не хотели зарегистрировать наш приезд в Варшаву, дабы иметь возможность подделать в документе разрешение на выезд в Ковель (зачеркнуть разрешение, выданное нам в Торуне на выезд в Варшаву, и написать вместо Варшавы Ковель)…

И. С. Лепетченко

(ГДА СБУ, УСБУ в Запорізькій області, справа № с-3, т. 3, арк. 27–28)

Документ 7

…По словам других махновцев и хмаровцев, Лепетченко пользовался большим доверием у Махно и исполнял обязанности ординарца (вернее, денщика). В настоящий момент Лепетченко находится в самых тяжелых материальных условиях, т. к. Махно выехал в Данциг, его бросил, а он своим трудом не в состоянии прокормиться (проф. сапожник)…

В середине июля месяца с. г. он встретил Черняка (варшавский анархист), который предложил ему выехать нелегально на Украину для изъятия оставленных в свое время им, Лепетченко, ценностей по указанию Махно и перебросить эти средства в Польшу, т. к. они в настоящее время переживают финансовый кризис, за что ему, Лепетченко, будет выдана соответствующая компенсация. Лепетченко согласился…

В обязанности Лепетченко Черняком вменяется следующее:

а) перейдя границу, направиться в Житомир (документами Л. будет снабжен в Берездове на одну из перечисленных фамилий: Лепетченко, Домбровский или Чайковский) с письмом к жене Черняка, проживающей в городе, откуда он, Лепетченко, вместе с сыном Черняка направится в г. Умань, где также будет вручать письмо, но пока неизвестно кому.

б) из Умани Л. вместе с другими направится в места, известные только ему и Махно, где хранятся им лично оставленные ценности, а именно:

1. В Дибровку Гуляй-Польского района к крестьянке (фамилию не помнит), где Л. по указанию Махно оставил небольшую походную кассу и два саквояжа с оружием.

2. В еврейскую колонию № 4 к еврею, проживающему у самого леса (фамилию также не помнит), где он оставил два сундука.

3. В колонию № 25, где Л. при отступлении также оставил несколько саквояжей.

Все вышеперечисленное Лепетченко должен изъять вместе с выехавшими с ним товарищами и доставить в г. Житомир на квартиру жены Черняка, а оттуда — половину за границу, где их будет ожидать Черняк…

(ГДА СБУ, УСБУ в Запорізькій області, справа № с-3, т. 5, арк. 14)

Документ 8

Сейчас же после суда над Махно Лепетченко, Харламов и Зайцев переселились в Торун, где уже жили Нестор и Галина. Лепетченко устроился у одного сапожника, куда впоследствии пошли работать Харламов и Зайцев. Нестор часто захаживал к ним в мастерскую и когда разговор касался перехода на советскую территорию, то он выражал свое согласие. Лепетченко же он говорил, что нужно будет в Гуляй-Поле и в Дибровке, и в других местах забрать ценности и документы в том случае, если последний не согласится оставаться на стороне советской власти, а пожелает обратно ехать за границу. Настроение вообще у всех ребят создалось такое, что ждали только удобного случая, чтобы перебраться на родину без всякого намерения продолжать свою прежнюю деятельность. Неоднократные обращения к консулу за визой оставались безрезультатными, и ребята сами несколько раз пытались перейти границу, но были задержаны польскими властями (переходили Лепетченко, Бурыма, Зайцев и Харламов).

Еще во время пребывания Махно в Торуне к нему приезжал польский анархист Ника (Савицкий Юзеф) и в течение долгого времени с ним беседовал. Месяца полтора тому назад после приезда Ники в Торун Махно вызвал Лепетченко к себе. Когда Лепетченко вошел в квартиру, он услышал следующие слова Махно: «Вы можете языком делать все, что угодно, а оружием не имеете права ничего делать». Когда же Лепетченко остался с глазу на глаз с Махно, то последний ему сказал: «Если вас, махновцев, анархисты будут посылать убивать советских консулов, то вы немедленно сообщите об этом советскому представительству».

Сейчас же после суда над Махно у Ники в деревне Порошково (в 17 верстах от Варшавы) собралось совещание немецких, польских, итальянских и русских анархистов. Главным образом дебатировался вопрос о терроре, т. е. о том, нужно или не нужно убивать советских консулов, представителей и т. д. Итальянские и польские анархисты настаивали на терроре, необходимость его они доказывали необходимостью заставить этим методом советское правительство легализовать анархистские организации в России, добиться свободы печати, агитации и пропаганды. С другой стороны, метод террора, как утверждали итальянские и польские анархисты, должен стать методом устрашения западно-европейских государств, которые воочию должны убедиться, как анархисты умеют отвечать на репрессии со стороны правительств. Махно, присутствовавший на этом совещании, категорически высказывался против террора, в частности против применения его в отношении советских консулов, представителей и т. д.

Сейчас этот вопрос встает еще с большей силой, дебатируется анархистами различных государств и должен получить окончательное разрешение на всемирном совещании анархистов в Париже, которое состоится в ближайшее время. Аршинов и Волин солидаризируются вместе с Нестором по вопросу о терроре, последние получили согласие французского правительства на въезд в Париж. Туда же должен приехать и Махно, который ведет переговоры с французским правительством о переводе махновцев из Румынии в Париж. Аршинов и Волин считают, что прежде всего необходимо сконцентрировать силы для организационной и пропагандистской работы, а не для террора, а также что всемирное совещание анархистов должно будет высказать свое веское мнение и вынести соответствующие постановления только в этом направлений. Черняк, Михайлов и часть других русских анархистов высказываются за террор.

В апреле месяце с. г., когда Махно был в Варшаве, он говорил Сергиенко, что считает возможным вести переговоры с советским правительством о переходе на территорию СССР, если ему удастся пробраться из Польши в другое государство, где сами переговоры смогут быть обставлены достаточно конспиративно. То же самое он говорил и Лепетченко, когда вместе с ним они были посажены в Торуне в тюрьму за первомайское выступление (они просидели всего 4 дня).

Уполномоченный СО ГПУ УССР (Спектор)

(ГДА СБУ, УСБУ в Запорізькій області, справа № с-3, т. 5, арк. 44–45)

Документ 9

12 сего мес. (12.08.1924 р. — Прим. авт.) в 14.30 я и Лепетченко отправились в дер. Больш. Михайловку. По сведениям Лепетченко, в этой деревне у крестьян Курочки, Процайко и Светухина (фамилия неточная) были оставлены патроны, ценности и документы. Мы прежде всего стали разыскивать Оксану Процайко, у которой Лепетченко непосредственно спрятал 20-фунтовый ящик с ценностями. Так как Лепетченко фамилию ее не припоминал и месторасположение дома ее тоже не вспомнил, то наши двухчасовые розыски оказались безрезультатными. Мы тогда отправились к Курочке. Последний нам сообщил, что в 1922 г. к нему явился Чубенко с каким-то отрядом и забрал у него оба чемодана…