Охота на льва. Русская сова против британского льва!

– А, так новомодное украшение! – охотно пояснил приказчик, протягивая ему коробочку с порт-букетом, перевязанную пышной белой лентой. – Из Европы, все оттуда. Молодые люди с удовольствием своим зазнобам дарят, вроде как перманентное объяснение в любви, когда на слова таланту или смелости не хватает…

– Смелости, говоришь?.. – Решение пришло как озарение. – Пожалуй, я возьму вот эту. – И Денис указал на подвеску с буквой «Д».

Потом он поехал обедать в «Чепуху».

Гераська, обслуживавший другого гостя (именно так называли в ресторанах и трактирах посетителей), проходя мимо с подносом, подмигнул. И всей физиономией показал: мол, есть новости.

Давыдов кивнул и выбрался из-за столика.

– Покамест ты, братец, закусочку сооружаешь, – сказал он, подражая выкрутасистой речи купцов, – схожу-ка я, навещу Ивана Ильича.

Слышавший это Гераська перехватил капитана у кухонных дверей.

– Денис Николаевич, она приезжала! Ну, та, что телешом плясала…

Давыдов внутренне напрягся.

– С графом? С Бабушинским?..

– Нет, с купчиком каким-то. С виду – мой ровесник, а все пальцы в перстнях. Ходила по залу, Сергеича велела позвать, он ей все кланялся. Завтра опять плясать собралась, там показывала, куда столы сдвинуть и где ей место высвободить.

– На подмостках ей, выходит, уже тесно? – усмехнулся Денис.

– Кто ее разберет? – Гераська пожал плечами и тоже улыбнулся. – По мне – так тетка озабоченная… Так что, Сергеич сказал, вся компания опять тут соберется. И опять вроде Бабушинский приглашает.

– Понятно. Ну что же, и я приду.

– Только вот не знаю, выпустят ли меня к гостям? Гости-то отличные, на чай не пятачками дают, а когда раздухарятся, могут не то что «зелененькую» или «синенькую», а даже «беленькую» отвалить [8].

– На то они и богатые купцы, чтобы двадцать пять рублей на чай бросать.

– Так вот я и боюсь, что старые официанты передерутся за очередь таким знатным гостям услужать… – погрустнел Гераська.

– Это дело я улажу, – обнадежил его Денис, похлопав по плечу.

«Дело» обошлось всего-то в «красненькую», которую Иван Ильич обещался поделить с распорядителем Сергеичем по-братски – по пять рублей на рыло.

Потом Денис отправился в Колпачный переулок. Он уже всерьез беспокоился о Нарсежаке.

Федора словно корова языком слизнула. Зато прибыл еще один конверт – с инструкциями. Там была детально расписана информация, которую следовало донести до Элис: подробности предстоящей встречи российского императора с германским кайзером и детали процедуры подписания в Киеве договора с Австро-Венгрией о ненападении.

Оставалось только вернуться к Барсукову, вызубрить инструкцию и с горя лечь спать, чтобы утром вернуться в осточертевший «Метрополь».

Элис сидела в кондитерской. И одна.

– А где Кэти? – поцеловав ей ручку, поинтересовался Давыдов.

– О, Кэти… – почти натурально всхлипнула англичанка. – Дорогой, это ужасно! Она получила телеграмму, ей нужно срочно ехать в Париж.

– Что-то случилось?

– Ее отец отправился туда по делам… Но это же Париж! Там даже самый деловой господин в конце концов пойдет на Пляс Пигаль или в «Мулен Руж». Отец бедной Кэти попал в дурное общество… Там случилась драка, он пострадал, его отвезли в больницу!.. Телеграмму передал его секретарь…

– Может, проводить Кэти на вокзал?

– Нет, она уехала вчера, я сама ее проводила. Она была сильно расстроена, ей теперь не до светских бесед. Боже мой, более двух суток в поезде, одной, с самыми ужасными мыслями!.. Я хотела ехать с ней, но она отказалась. Потом я опомнилась – ведь я должна была дождаться тебя!..

– Пойдем наверх? – осторожно предложил Давыдов, горя желанием утешить расстроенную женщину.

– Да, пойдем, – Элис судорожно вздохнула и приложила платочек к губам. – Можно к нам… то есть, ко мне. Я оставила за собой номер, хотя жить там одной…

– Я знаю, чем тебя обрадовать, – сказал Давыдов с самой похоронной физиономией. – Я привез ответ. Ей-богу, дорогая, на душе неспокойно…

– Я люблю тебя, что бы ни случилось, – прошептала Элис. – И ты люби меня… Ты просто не представляешь, как я тебя ждала!

Давыдов очень хотел спросить «меня или ответа?», но, разумеется, воздержался. А взгляд Элис был совершенно правдив – и впрямь ждала?..

Они праздновали встречу по меньшей мере три часа подряд. Денисовы подарки Элис оценила, как истинная женщина: порт-букет был осмотрен, приложен перед зеркалом к надлежащему месту и… отложен на туалетный столик. А вот подвеска вызвала такой немой восторг, сияние глаз и глубокий вздох, что Давыдов почти поверил в их искренность.

А потом оба вспомнили о своем ремесле. И это было печально – видеть, как лжет любимая женщина, и лгать самому.

Денису казалось, что пакет «от Чуркина» вызывает у Элис больше радости, чем его поцелуи. Настроение испортилось, он захотел было уйти, но она не отпустила.

Наконец, когда уже стемнело, Элис уснула.

Давыдов осторожно выбрался из постели, бесшумно умылся и оделся. Оставив в ее номере саквояж – пусть исследует, коли угодно, мужское исподнее! – он вышел из «Метрополя» и стал высматривать извозчика. Время было позднее, и капитан прекрасно понимал, что опоздал к выступлению Маты Хари. Понимал и тогда, когда целовал обессилевшую Элис. Понимал! И ничего не мог с собой поделать.

Приехав в «Чепуху», он решил пройти с черного входа и попасть в зал через кухню. Он уже знал, в какие двери заходить и за каким углом поворачивать. Из зала доносились вопли восторга и стук – зрители настолько разгорячились, что топали, как конский табун.

Денис выглянул и увидел Валерьяна Бабушинского. Купчина сидел за одним столиком с Рокетти де ла Рокка и отчаянно бил в ладоши. Третий с ними был тоненький стройный юноша, и опять Давыдов мучительно пытался вспомнить, где он этого красавчика встречал.

Непонятно откуда появилась Мата Хари и села за столик четвертой. Она была в накидке из переливчатой ткани, и капитан сразу вспомнил шторы из гостиной графини Крестовской, на которые покушалась танцовщица.

Какой-то совсем обезумевший поклонник выбежал из глубины зала, рухнул перед ней на колени и грохнул к ее ногам фаянсовый вазон с комнатными цветами. Бабушинский вскочил, рывком поднял несчастного с пола и куда-то поволок. Минуты три спустя он вернулся, хохоча, и, подняв руку, щелкнул пальцами.

Тут мимо Давыдова пробежал с кухни официант. Таким официантом любой ресторан мог бы гордиться, он больше смахивал на хорошо откормленного щеголя, любимого гостя светских салонов. Коридор был узок, официант спешил угодить, уже видел внутренним взором роскошные чаевые, вот и налетел на Дениса. И мало того, что выронил поднос с деликатесами, так сам же на него и грохнулся.

Давыдов шарахнулся и оказался в закутке, откуда через узкую дверь проскользнул в темный чуланчик. Там ему тут же врезались в бока полки, а где полок не случилось – висело тряпье. Но вылезти обратно, пока в узком коридорчике возится на полу официант, Денис не мог.

Бедолаге поспешили на помощь товарищи, подняли, и тут выяснилось, что его манишка безнадежно перепачкана. Давыдов узнал Гераськин голос. Парнишка взывал: «Я, я!..» Ему ответил Сергеич: «Живо, пошел! Степка, дай ему поднос!» Видимо, пять рублей были потрачены не напрасно…

Сидя в чуланчике, Денис пытался составить план действий. Вылезти и прямиком направиться к Бабушинскому? Отозвать его на несколько минут?.. А Мата Хари? Ведь может опять повиснуть на шее со своими фантастическими историями и тревожными запахами. Если Бабушинский ее любовник, то вряд ли… Или же (зная эту красавицу, всякое можно предположить), наоборот, станет дразнить купчину, вешаясь на шею постороннему мужчине. И тут результат непредсказуем.

Наконец Денису пришла в голову светлая мысль: передать Бабушинскому записку с Гераськой, выманить из-за стола, спрятаться с ним хотя бы на балконе и рассказать то, что тому знать просто необходимо. Карандаш и записная книжечка у Давыдова имелись, а вот навыка писать в потемках – нет.