Возроди во мне жизнь

— Но мы же только что пришли. Еще даже не ужинали. Я умираю с голода, а ты разве нет? К тому же пришел Пончо Пенья, а мне срочно нужно с ним переговорить, — ответил он и оставил меня посреди зала и в метре от Вивеса и его поклонников. Они полностью им овладели. Даже Кордера подошел его поприветствовать. Вивес обнял его и через плечо заметил, как я молча на него уставилась. Он взял Кордеру под руку и направился с ним в мою сторону.

— Вы знакомы? — спросил он и не дал времени ответить.

— Очень приятно, — разом выпалили мы, предпочитая забыть, откуда друг друга знаем.

— Почему бы нам не пройти в сад? Тут слишком много народу, — предложил Карлос.

Он взял меня за руку и быстро повел к двери. Кордера пошел с нами. Проходя мимо Андреса, Карлос бросил ему:

— Выведу твою жену на воздух, мы здесь задыхаемся.

— Правильно, а то у нее уже и глаза слипаются, вот-вот уснет, — ответил Андрес. — Спокойной ночи, Альваро, — добавил он, увидев, кто нас сопровождает, и притянул меня к себе. — Последи за ними, послушай, о чем они говорят, — шепнул он мне на ухо, прежде, чем поцеловать. — Только недолго, — сказал он вслух, подмигивая Карлосу.

— Как твои дела в Конгрессе? — спросила я у Кордеры, когда мы остались втроем среди деревьев сада.

— Замечательно, — ответил Кордера, глядя на меня.

— Ты намерен вновь баллотироваться? — спросил Вивес.

— Это зависит не от меня, — ответил он. — Все решает ассамблея.

— Да, но кто решает за ассамблею? Только не говори, что решение ассамблеи зависит от кого-то другого.

— Почему же? Это действительно так.

— Не притворяйся, братишка.

— Что ты хочешь от меня услышать? — развел руками Кордера.

Мы прошли к центру сада. Карлос обнял меня за талию и, прежде чем я успела ответить, притянул к себе.

— Сеньора тоже знает, что ее муж — позор страны. Не позволяй ему вмешиваться, он хочет тебя надуть, это очевидно, но ты ему помешаешь. Если тебя переизберут и ты сможешь мобилизовать рабочих, как делал уже шесть лет, то и президентом сможешь стать.

— Асенсио уже вмешался. Мы с депутатами парламента дали ему бой, но кто, по твоему, написал речь для президента, с которой он выступал утром? Кто, по твоему, заявил, что нельзя повторить один и тот же путь? И всё для того, чтобы сказать, будто его политика не отличается от политики президента Агирре, но при этом призвать пролетариат пересмотреть методы борьбы и заняться самокритикой. Пересмотреть методы — это значит пересмотреть руководство и их позиции. Нас хотят поиметь, хотят заткнуть нам рты. Это самое отвратительно соглашательство. Они присоединились к Суаресу, который занимается политикой ради прибыли.

— Но ты собирался предъявить им иск — так как же? Или ты уже передумал?

— Нет, не передумал, но это слишком сложный вопрос. Давай поговорим об этом завтра? — предложил он, подозрительно поглядев на меня.

— Ты боишься смерти? Не бойся.

— Я не боюсь смерти, но и умирать не хочу,. К тому же это от меня не зависит. Завтра увидимся. Прощайте, сеньора, спасибо за то, что сохраните этот разговор в тайне.

— С чего вы взяли, что я сохраню его в тайне?

— Просто знаю, — ответил он и пошел в другую сторону.

— Что за страна! — воскликнул Карлос. — Одни боятся, а другие скучают. Ты боишься?

— Я скучала, — ответила я.

— А сейчас уже нет?

— Сейчас уже нет.

— Что собираешься делать? — спросил он.

— Когда именно?

— Сейчас.

— Все, что захочешь ты. А ты что собираешься делать?

— Трахаться.

— Со мной?

— Нет, с Чофи.

Когда я проснулась, Карлос спал рядом, губы у него припухли.

Квартира состояла из гостиной, половину которой занимал рояль, похожей на шкаф кухни и спальни с фотографиями на стенах и большим окном с видом на Галерею Изящных искусств. Мне хотелось остаться. Карлос открыл глаза и улыбнулся.

— И куда мы поедем? — прошептала я ему на ухо, словно кто-то мог услышать.

— На море, — ответил он в полусне.

— Тогда поехали.

— Который час? — спросил он, зевая и потягиваясь.

— Не знаю, — ответила я. — Почему мы не можем умереть вместе — прямо сейчас?

— Потому что у меня еще много дел. Я еще никогда не дирижировал Венским оркестром.

— Возьмешь меня с собой в Вену?

— Конечно. Когда меня пригласят.

— Значит, пока еще не приглашают?

— Нужно дождаться окончания войны и стать лучшим дирижером.

— Тогда ты меня уже не будешь любить.

— Я люблю тебя сейчас, — сказал он и стал меня целовать. Потом протянул надо мной руку, пытаясь дотянуться до часов на тумбочке с моей стороны. — Четыре часа. Думаю, мы и правда сегодня умрем. Хуан наверняка забыл.

— Что забыл?

— Что должен позвонить, когда Андрес соберется выходить из «Лос Пинос».

— Зачем?

— Чтобы ты вернулась домой раньше него.

— Но я не собираюсь возвращаться домой.

— Тебе придется. Ты не можешь здесь остаться.

— Какая же я дура! — рявкнула я, вставая, и начала собирать по всей квартире свою одежду. Я была так зла, что запуталась с застежкой платья и стала ее дергать, пока не оторвала. Я надела туфли — всё равно под пальто никто не заметит голую спину.

— Вы с Альваро просто придурки! — бросила я.

— Для провинциалки у тебя красивые волосы, — ответил он.

— Да что ты знаешь о провинциалках, — крикнула я.

В дверь позвонили. Это был Хуан.

— Сеньора, генерал не собирается уезжать из резиденции. Говорит, вы сказали ему, что будете в саду, и он должен забрать вас оттуда.

— А с кем он? Вечеринка закончилась? — поинтересовалась я.

— Он с доном Альфонсо Пеньей, — ответил Хуан.

— До сих пор? — удивилась я. — Наверное, напился вдрызг, если столько времени выносит Пенью.

— Пойдем, дорогая, — сказал Карлос, который, уже полностью одетый, стоял в дверях.

Мы приехали в «Лос-Пинос». Хуан отправился парковать машину, а мы вышли неподалеку от того места, где расстались с Кордерой.

По пути Карлос обнял меня за талию и притянул к себе. Потом мы вошли в зал. Там уже почти никого не было, только Андрес и Пенья сидели в глубине. Рядом с каждым стоял официант, а на столике между ними красовалась бутылка коньяка. Мы направились к ним.

— Ну что, уже надышались свежим воздухом? — спросил Андрес, растягивая слова.

— Мы ведь недолго отсутствовали. Когда ты успел так нализаться? — возмутилась я. — Ты же пьян в стельку, Андрес! Что с тобой случилось? Ты же никогда так не напивался.

Я и в самом деле удивилась. Я знала, что Андрес может пить несколько часов, совершенно не пьянея.

— Потому что в этой стране может выжить только безумец или пьяный. Я почти всегда безумен, но сегодня мне вдруг захотелось обрести разум. Правда, братец? — обратился он к Пенье, который был пьян еще больше, косил глазами и смотрел в пол.

— Я тебе скажу, что эти коммунисты очень опасны, — проговорил тот, заикаясь. — Тебе не следовало отпускать с ними свою жену.

— У него уже начались галлюцинации, — заметил Андрес. — Сейчас назвал Вивеса коммунистом, а через минуту скажет, что сюда вошел фиолетовый слон или Грета Гарбо в трусах. Хуан, отвези его домой, а мы еще поболтаем.

— Думаю, нам всем пора по домам, — сказала я. — Здесь уже нечего делать.

— Ах, вы только посмотрите на нее! — сказал Андрес, поднимаясь. — Как она обеспокоена соблюдением приличий! Ладно, поедем домой, но пусть Хуан привезет туда певцов из «Сироса».

— «Сирос» сейчас уже закрыт, — напомнила я.

— Ничего подобного, он работает до трех утра, еще есть время. Хуан, привези сюда трио, которое знает «Предчувствие».

— Но сначала пусть отвезет нас домой, — сказала я.

— У нас что, нет другой машины? А твоя, Вивес? — спросил Андрес.

У меня перехватило дыхание. Машина Вивеса осталась около его дома.

— Я одолжил ее Кордере, ему не на чем было ехать, — спокойно ответил Вивес.

— Вот же козел этот Кордера, пытается наложить лапу даже на автомобили моих друзей. Даже ты попался на удочку бедняги Альварито. Одолжил ему машину! Если у него нет машины, с какой стати ему давать свою? Но мы не можем больше ждать. Если останемся без певцов, я его убью, это уж точно, и дело не в политике. Он умрет за то, что испортил нам вечер, да и стране тем самым я окажу услугу.