Савмак. Пенталогия (СИ)

  Возвращение "Амфитриты" в родную гавань не осталось тайной и для Филоксена. Не успел Дион после свидания с Хрисалиском обнять дома плачущую от нечаянной радости жену и детей, как присланный за ним декеарх с двумя воинами повёл его к номарху. Пройдя за декеархом на передний двор, Дион застал там весь свой экипаж и узнал, что номарх допытывался о каких-то попутчиках, о которых моряки не имели понятия, а теперь допрашивает кибернета Алфея. Когда пришла его очередь, Дион, умолчав о переданных Хрисалиску письмах, рассказал номарху, что его пассажир, назвавшийся пантикапейцем Саноном, попросил доставить его с женой в Херсонес и хорошо ему заплатил, чтобы отплыть немедленно. Дион скоро сильно пожалел о своей жадности, так как налетевший ночью шторм чуть не потопил его "Амфитриту". Вместо Херсонеса буря занесла их в Амастриду, где юноша и его скрывавшаяся под длинной тёмной хламидой спутница поспешили сойти на берег, и больше Дион их не видел. О том, что на самом деле это были царевич Левкон и похищенная им жена номарха, равно как и о том, что на Боспоре теперь новый басилевс, он узнал только недавно в порту Херсонеса.

  Вполне как будто удовлетворённый этими пояснениями, Филоксен, прежде чем отпустить навклера со всем его экипажем по домам, объявил Диону, что завтра он отправится с ним в Пантикапей, чтобы из первых уст сообщить нечаянную радость, что царевич Левкон жив, членам царской семьи.

  По приезде в столицу, Филоксен, прежде всего, доставил Диона к Арготу. Узнав, что Левкон жив, Аргот тотчас увёз Диона и Филоксена в ближайшую из своих загородных усадеб, расположенную на мысу Дия, где навклером занялись доверенные слуги Аргота, умевшие разговорить даже немого. После первых же ударов бича Дион признался, что знал с самого начала, кому помогал бежать, но кроме него, никто из его команды не был посвящён в эту тайну. Ещё он рассказал об обряде эпигамии в Амастриде и о письмах царевича к Хрисалиску и басилевсу Перисаду, которые он оба отдал Хрисалиску. Но никакие пытки не помогли открыть то, чего он действительно не знал, и что больше всего хотели знать Аргот и Филоксен - где скрываются беглецы. Замученного до смерти навклера палачи ночью унесли через сад к Проливу и, привязав к животу тяжёлый камень, сбросили с утёса в чёрную глубину.

  О том, что Левкон жив, Аргот и Филоксен договорились утаить. Вернувшись утром в Пантикапей, Аргот собрал в Новом дворце всю царскую семью и приближённых советников и рассказал, что доставленный вчера Филоксеном из Феодосии навклер Дион во время допроса признался (номарх Филоксен тому свидетель!), что во время ночного шторма он столкнул своего юного попутчика (назвавшегося, понятное дело, чужим именем) за борт, позарившись на его богатства и красоту его спутницы, которую он затем продал в Амастриде за большие деньги римскому купцу. В гневе Аргот велел казнить негодяя той же смертью, которой погиб несчастный Левкон - утопить его в Проливе. Взгрустнувший на минуту по младшему брату Перисад и все присутствующие признали, что Аргот, в правдивости которого никто не усомнился, поступил вполне справедливо.

  По пути в Феодосию Филоксен встретил на большой дороге Хрисалиска, везшего новому басилевсу письмо царевича Левкона к покойному отцу. Филоксен потребовал отдать письмо ему. Хрисалиску ничего не оставалось, как подчиниться.

  Левкон кратко сообщал отцу, что он, хвала милостивым богам, жив и здоров, что женился в Амастриде на Герее, что намерен поселиться с ней в Афинах и изучать науки под началом тамошних философов, и что вернётся на Боспор не прежде, чем отец простит его и объявит всему Боспору дочь Хрисалиска Герею своей невесткой.

  Филоксен объявил Хрисалиску и окружавшим хрисалискову повозку телохранителям, что письмо поддельное, и рассказал о сделанных навклером Дионом во время допроса в Новом дворце признаниях о том, как он утопил во время шторма царевича Левкона, продал Герею в Амастриде римскому купцу, а чтобы скрыть своё преступление, сам написал от его имени письма басилевсу Перисаду и отцу Гереи Хрисалиску, запечатав их найденным среди вещей Левкона перстнем-печаткой с его именем.

  Рассказ Филоксена вышел столь убедительным, что даже Хрисалиск в него поверил. Номарх вручил письмо декеарху своих телохранителей и велел отвезти его Арготу, дабы родные Левкона убедились, что оно написано не его рукой. Хрисалиска же Филоксен усадил в свою кибитку и по пути в Феодосию уговорил вернуться на прежнюю должность управляющего его многочисленным и многотрудным хозяйством. За эти несколько месяцев без опытной хрисалисковой руки, подобно повозке без возничего или судну без кормчего (сам номарх, горюя по утраченной Герее, пустил всё на самотёк - не до того было), дела Филоксена пошли далеко не так хорошо, как прежде. Хрисалиск поставил единственное условие: вернуть на службу его зятя - гекатонтарха Лесподия. Филоксен не возражал.

  Аргот по получении от Филоксена левконова письма, писанного, как он убедился, собственной рукой царевича, тотчас сжёг его (так же поступил и Филоксен в доме Хрисалиска со вторым письмом, по содержанию почти не отличавшимся от первого). Два дня спустя в далёкие Афины отправился торговый корабль во главе с преданным Арготу навклером, хорошо знавшим Левкона, везя написанное от имени нового басилевса и старой басилисы письмо, в котором Перисад и Камасария призывали и слёзно просили Левкона вернуться вместе с Гереей, которую они клятвенно признали его законной женой, домой на Боспор, дабы разделить с Перисадом непосильное для него одного бремя власти.

  Согласно тайному приказу Аргота навклер должен был отравить Левкона на обратном пути, а если тот откажется возвращаться - прикончить тем или иным способом его в Афинах, соблазнившую же царевича Герею взять себе в качестве награды и распорядиться ею по собственному усмотрению, и это помимо того золота и прочих милостей, которыми Аргот клятвенно обещал осыпать своего верного слугу и его детей по возвращению в Пантикапей.

  Вернувшись поздней осенью вместе с последними кораблями в родную гавань, навклер честно доложил Арготу, что ни в Афинах, ни где-либо ещё в Элладе никаких следов Левкона и Гереи обнаружить не удалось. Оставалось только предположить, что путешествующий под чужим именем царевич в самом деле стал жертвой похищенных у Филоксена богатств и красоты своей спутницы.

  На исходе первого месяца зимы (на Боспоре, как и в далёкой метрополии - Милете, он назывался маймактерион) Мелиада родила гекатонтарху Лесподию сына, названного Делиадом.

  А месяц спустя в затерянной среди лесов, садов и виноградников усадьбе на далёком Лесбосе разродилась мальчиком её 16-летняя сестра Герея. Роды были очень тяжёлыми и затяжными, и Герея вряд ли бы выжила, если б не помощь молодого пергамца, дней за десять до этого бежавшего на Лесбос с материка, спасаясь от римлян, только что потопивших в крови восстание пергамского царевича Аристоника. Левкон спрятал его от преследователей в обнаруженном им и Гереей летом в скалах неподалёку от усадьбы подводном гроте, и теперь ему воздалось добром за добро: спасённый беглец оказался умелым лекарем и помог его юной жене разрешиться от бремени. Счастливые родители дали ему отнюдь не царское имя Агапит - Возлюбленный. Герея пожелала лично выкармливать сына, так как мать говорила ей, что от этого её груди лучше разовьются. Беспокоясь о здоровье жены и новорожденного сына, Левкон упросил врача, , остаться в усадьбе, где он был в полной*назвавшегося Эпионом безопасности, и скоро подружился с ним.

  (Примечание: Эпион (утоляющий боль.) - одно из прозвищ Асклепия.)

  Левкон, ещё осенью узнавший о смерти отца и воцарении на Боспоре брата Перисада, как только возобновилась навигация, послал весточку Хрисалиску и Досифее о том, что у них родился внук. В порту Митилены он познакомился с направлявшимся на Боспор за драгоценным тамошним рыбным соусом гарусом милетским навклером Иринархом, лично знавшим пантикапейского рыбопромышленника Главкиона и его сыновей Санона и Аристида. Полагая, что Хрисалиск и Досифея всё ещё скрываются в его меотидской усадьбе, Левкон, назвавшийся Клеоменом, попросил Иринарха захватить письмо для его друга Санона, который, вероятно, служит сейчас эфебом в Феодосии. В своём письме Левкон, называя себя Клеоменом, а свою жену Гераклидой, делился с другом семейными радостями и просил сообщить о них родителям своей жены.