Месть

– А где он? – спросил Марк, ерзая на месте от нетерпения.

– Его вызвали в Фивы, чтобы разрешить какой-то спор по налогам. Но это ненадолго.

– Ладно, а разве мы не можем увидеть записи до того, как он вернется?

Эврай сделал вид, что потрясен.

– Эти записи конфиденциальны, мой дорогой мальчик. И просто немыслимо дать к ним доступ кому бы то ни было за спиной прокуратора. Я даже предположить такого не могу! Нет, боюсь, вам придется ждать его возвращения.

– А как насчет наместника? – перебил его Фест. – У него наверняка достаточно власти для этого.

Помощник немного подумал, потом медленно кивнул:

– Да, верно. Он может это разрешить. Но Сервилия все равно не удастся увидеть до утра. По меньшей мере. Или даже позже, если он будет слишком пьян. Так что, полагаю, вам лучше вернуться завтра к полудню.

– И тут возникает другой вопрос, – сказал Фест. – Нам необходимо где-то остановиться, пока мы будем в Афинах. А при том, сколько в город явилось народа, чтобы посмотреть представление наместника, это кажется нелегкой задачей. Я полагаю, вы могли бы найти для нас местечко где-нибудь здесь? Что-то вроде постели и еды.

Эврай с грустным видом покачал головой:

– К несчастью, по той же самой причине во дворце нет ни одной свободной комнаты.

Фест наклонился вперед и постучал пальцем по кожаному футляру, висевшему на шнурке на шее Марка.

– Думаю, это весьма разочарует того человека, которому мы служим.

Помощник немного помолчал, потом осторожно кашлянул:

– Но если хорошо подумать, я уверен, что сумею что-нибудь найти для вас троих.

– Вот так-то лучше, – улыбнулся Фест.

– Да, вот это действительно хороший тюфяк, – усмехнулся Луп, хлопая по постели по обе стороны от себя. – Думаю, это будет наша лучшая ночь с тех пор, как мы явились в Грецию.

Марк рассеянно кивнул, стоя у окна и глядя на дворцовые сады и на город. Уже наступила ночь, и полная луна бросала бледный голубой свет на черепичные крыши, окружавшие дворцовый комплекс. Эврай предоставил друзьям удобную комнату в крыле, предназначенном для тех, кто приезжал в Афины по официальным делам. В маленькой кухне на не слишком опрятном первом этаже готовили для гостей наместника еду и питье, и друзья, наевшись досыта, отправились спать. Марк ощущал тепло и покой, и не только потому, что они с друзьями наслаждались удобствами после многих дней пути, но еще и потому, что на следующий день ему предстояло обратиться за помощью к наместнику Сервилию и найти наконец поместье Децима. Если Луп был прав, то дело должно было оказаться несложным, и Марку удастся воссоединиться со своей матерью. Конечно, была и опасность того, что Децима предупредят о появлении Марка в Греции.

Марк смотрел на луну, и его охватили воспоминания о запахе матери, о доме и о том счастье, которое он некогда знал. И Марк наслаждался этими воспоминаниями, пока его друзья укладывались в постели. Вскоре послышался легкий храп Феста и тихое ровное дыхание Лупа, и Марк, оставшись в блаженном одиночестве, позволил себе закрыть глаза и подробно вспоминать лицо матери, а потом и лицо Тита, стоявшего рядом с ней, его грубоватые черты, теплую улыбку… Марк почувствовал, как сжалось его сердце, и сам удивился глубине своих чувств к старому солдату, вырастившему его. Пусть Тит и не был настоящим отцом Марка, но Марк все равно бесконечно любил его.

А потом в памяти Марка возникла другая фигура, смутная тень Спартака. Он не имел лица, это было просто нечто неопределенное, но почему-то опасное и угрожающее. У Марка не было никаких чувств к этому человеку, хотя именно его кровь текла в жилах Марка, и связывали их только идеи долга и судьбы. Возможно, если бы все повернулось иначе, Марк мог бы полюбить Спартака так же, как любил Тита. А в ответ Спартак мог любить его и гордиться им так же, как гордился Тит. Но потом Марк сообразил, что такая жизнь, скорее всего, была бы невозможна. Ведь Спартак был рабом. И даже если бы он не поднял бунта, все равно он не смог бы дать Марку счастья. Гладиаторы живут только для того, чтобы сражаться и погибать на арене. А если у них появляются дети, то эти дети становятся просто дополнительной собственностью хозяина. Марк в таком случае не познал бы той свободы, в которой вырос, он стал бы просто игрушкой, орудием… Но так уж вышло, что ему довелось познать всю ценность свободы, и он хорошо понимал, что значит потерять ее.

На следующее утро Марк и его друзья поднялись задолго до рассвета и неторопливо позавтракали, прежде чем вернуться к кабинету наместника. Они надели свои лучшие туники и почистили обувь, чтобы произвести хорошее впечатление на Сервилия. Отличный сон и полные животы вызвали в них подъем духа, и они бодро шагали через сад к административному зданию. Как только они вошли внутрь, какой-то служащий сразу проводил их в кабинет Эврая. Грек встретил их с улыбкой:

– Доброе утро, господа. Надеюсь, вам понравилось ваше временное жилище?

Фест кивнул:

– Очень удобно, спасибо.

– Наместник готов с нами встретиться? – нетерпеливо спросил Марк.

Отсвет печали скользнул по лицу помощника, когда он сложил ладони вместе.

– Увы, нет. Господин наместник еще не проснулся. Его слуга говорит, что вряд ли это случится раньше чем через час-другой. Но заверяю вас, как только он появится в кабинете, я ему сообщу, что у вас настоятельное дело.

Марк разочарованно вздохнул и переступил с ноги на ногу, и Фест мягко сжал его плечо:

– Ты ждал этого два года, Марк. Какое значение может иметь час или даже два?

Марку было тяжело пережить даже лишнее мгновение разлуки с матерью, но он заставил себя кивнуть:

– Да, пожалуй.

– Вот и хорошо! – просиял Эврай. – Думаю, вы можете вернуться в свою комнату и подождать там. А я пошлю за вами сразу, как только наместник появится.

Марк кивнул и вместе с друзьями вышел из кабинета. Через сад они вернулись к гостевому крылу и уже собирались войти внутрь, но тут Луп остановился и откашлялся:

– Э-э… а вы не против, если я немного пройдусь по городу?

Марк обернулся к нему:

– Ты же слышал Эврая. Он велел нам ждать здесь.

– Да, знаю, но он ведь сказал, что пройдет какое-то время, прежде чем он пришлет за нами. Я быстро вернусь. Обещаю.

Фест явно колебался, и Луп решил высказаться откровеннее:

– Я так мечтал увидеть Афины! Просто стыдно будет ничего не посмотреть до того, как мы покинем город. Я ненадолго.

Марк невольно улыбнулся, видя отчаяние на лице друга.

– Ладно, иди. Посмотри, что тебе нужно, только не задерживайся.

Прежде чем Фест успел возразить, Луп кивнул в знак благодарности и поспешно зашагал к выходу из дворцового комплекса. Телохранитель испустил разочарованный вздох:

– Надеюсь, с ним ничего не случится.

– Да ничего ему не грозит, – усмехнулся Марк. – Если уж он не теряется на улицах Рима, то и здесь разберется. Кроме того, по дороге он научился кое-чему полезному. Все будет в порядке.

– Надеюсь, – пробормотал Фест, поднимаясь вслед за Марком по лестнице гостевого крыла.

На небе не было ни облачка, солнце заливало Афины светом с высокого, спокойного голубого неба. Луп прошел по шумным центральным улицам к дороге Панафиней, [1] что поднималась от города к Акрополю, возвышавшемуся над Афинами. Он вошел в ворота храмового комплекса, взволнованно глядя на статуи и здания, о которых читал много раз, живя в Риме. Луп знал, что времени у него мало, а потому направился сразу к Парфенону и не спеша обошел грандиозное строение, изумляясь искусно расписанному фризу, тянувшемуся над колоннами. Когда у него заболела шея, Луп отошел к парапету и оперся на него, глядя на город и на плоскую равнину, что убегала к далекому морю, сверкающему на солнце. И удовлетворенно вздохнул, наслаждаясь пейзажем.