Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна (СИ)

Его заполняла толпа зевак. Трое вооруженных бандитов теснили истекающего кровью молодого дворянина, стоящего с рапирой в руке на ступенях, ведущих в трактирную залу. У его ног лежал в луже крови человек, по виду слуга. Еще один бандит, четвертый, с пистолетом в руке стоял немного в стороне, ожидая, видимо, удобного момента, чтобы закончить сражение одним выстрелом.

Юноша удачно отражал длинной рапирой выпады бандитов, но движения его становились все медленнее, а защита — неувереннее. Д'Артаньян привстал в стременах, чтобы лучше разглядеть поверх голов зевак происходящее. На какое-то мгновение ему представилось, что это он отбивается от прихвостней де Рошфора и что где-то невдалеке в карете сидит миледи, не к ночи она будь помянута. Кровь бросилась ему в голову и он, не думая о соотношении сил, послал своего вороного вперед, отбрасывая зевак, ворвался во двор трактира и крикнул зычным, привыкшим к командованию голосом:

— Обернитесь, господа, иначе мне придется атаковать вас со спины!

Трое нападающих оглянулись, молодой человек, державшийся из последних сил, осел на ступеньки.

Четвертый бандит навел на д'Артаньяна пистолет и крикнул: — Мы вас не трогаем, сударь, это наше дело. Следуйте своей дорогой!

— Тут вас четверо на одного, черт побери! — воскликнул д'Артаньян. — А это всегда мое дело! — и он выхватил шпагу.

Длинный боевой клинок молнией сверкнул в последних лучах заходящего солнца.

— Защищайтесь, господа!

Мужчина с пистолетом навел на д'Артаньяна ствол и нажал на курок.

Громыхнул выстрел, но мушкетер успел отклониться и спрыгнул с седла. Пять лет, проведенных в многочисленных стычках и боях убедили его, что для хладнокровного воина вполне достаточно тех долей секунды, за которые огонь, возникший от удара кремня о металл, идет по запалу, насыпанному на полок, попадает в ствол пистолета, взрывает порох заряда и выталкивает пулю, чтобы успеть отклониться в сторону. Бывало, что пуля пробивала ему шляпу, но он продолжал пренебрежительно относиться к этому оружию, вызывающему у большинства людей смертельный испуг.

Все дальнейшее было более чем привычным: д'Артаньян прыгнул к стрелявшему, и пока тот, выронив разряженный и ставший бесполезным пистолет, суматошно нашаривал у пояса свою шпагу, расчетливым выпадом пронзил ему плечо, выводя подлеца из строя. Только после этого он обратил внимание на трех убийц, уже готовых атаковать его и все еще не понимающих, с кем они имеют дело.

Не тратя времени на прощупывание, д'Артаньян одним длинным, скользящим выпадом поразил ближайшего и хотел было уже разделаться со вторым, как вдруг его противники бросились наутек — во дворе трактира появился вооруженный аркебузой Планше.

Д'Артаньян подбежал к лежащему без чувств молодому человеку и склонился над ним. Одного взгляды было достаточно, чтобы понять — рана очень серьезная и просто чудо, что он так долго сопротивлялся троим.

— Планше, вина! — крикнул он. — И придержи раненных проходимцев! Я хочу допросить их!

В двери показалась жирная физиономия трактирщика, и, хотя минуло пять лет, мушкетер сразу же узнал его. Это был тот самый мошенник, что пытался обобрать д'Артаньяна, когда де Рошфор ускакал с его письмом.

— А ты чего стоишь? Готовь постель, теплую воду, да пошевеливайся, каналья! Почему не послал за стражей, когда на твоем дворе бандиты напали на дворянина? И проследи, чтобы эти двое не сбежали! Да поторапливайся! — грозно крикнул вслед уходящему трактирщику лейтенант. — Я еще поговорю с тобой!

От громкого голоса д'Артаньяна раненный молодой человек открыл глаза. Мушкетер сразу же влил ему в рот немного вина из баклажки, поданной Планше.

— Благодарю вас, мсье, — прошептал юноша. — Вы спасли мне жизнь…

— Потерпите, мы сейчас отнесем вас в дом и перевяжем. У меня есть чудодейственный бальзам моей матушки, он поднимает на ноги даже мертвых, — все это д'Артаньян произнес, заботливо поддерживая голову раненного.

Его боевой опыт говорил, что молодой человек получил по крайней мере два смертельных удара. Юное, ясное, красивое лицо, незаурядная смелость, проявленная в схватке с превосходящим противником и вежливая речь вызвали симпатию мушкетера. Видимо, юноша испытывал то же чувство по отношению к своему спасителю.

— Я вижу, вы благородный человек, — прошептал он и кровь появилась на его губах. — Обещайте мне, что вы исполните мою просьбу, если я покину этот мир…

— Обещаю, — твердо сказал д'Артаньян.

— У меня на груди письмо… Я должен был отвезти его в Мадрид… и не сумел! Возьмите его и верните герцогине… Вы, конечно же, слышали о ней — испанская герцогиня… она приехала в Париж… по приглашению королевы Анны… — каждое слово давалось ему с трудом, и кровь все обильнее выступала на синеющих губах. — Обещаете?

— Обещаю, — повторил д'Артаньян.

— И скажите, что я всю жизнь любил ее…

— Хорошо. Вы непременно поправитесь, мсье. Крепитесь. Но вы не назвали имени герцогини!

Однако, умирающий не расслышал или не понял вопроса.

— Меня зовут де Отфор… моя мать была испанкой… — глаза юноши закрылись.

Д'Артаньян склонился к самым его губам. Несчастный еще дышал и пытался что-то сказать, но дыхание его сделалось прерывистым, в груди что-то заклокотало, казалось, он уже отходил. Вдруг он широко отрыл глаза, отчетливо произнес: «Вы обещали…» и, глубоко вздохнув, затих.

Привычным жестом д'Артаньян попробовал прощупать пульс на нежной юношеской шее, печально вздохнул, закрыл глаза усопшего мягким движением руки, снял шляпу, перекрестился, встал, постоял секунду, потом снова склонился, расстегнул его камзол, достал толстый пакет, спрятанный на груди юноши. Он был пробит ударом шпаги, и по бумаге успело растечься кровавое пятно. Мушкетер сунул пакет в нагрудный карман своего камзола, не заботясь о том, что кровь несчастного юноши может запачкать его белье, и только после этого обратил внимание на раненного бандита. Тот стоял под дулом аркебузы, направленной бывалым Планше прямо ему в грудь.

— Вы убили его!

— Одним испанским ублюдком меньше, — скривил губы пленный.

— Вы ошиблись, милейшие, он француз. Но даже если бы он был испанцем, это вовсе не повод для убийства. Вам придется ответить за содеянное. Планше, свяжи ему руки за спиной и не спускай с него глаз. А где второй? — д'Артаньян оглянулся.

Двор постепенно пустел, зеваки, поняв, что все кончилось, расходились. Около второго бандита суетились трактирщик и его жена. Но усилия их были тщетны — бандит вдруг захрипел, вытянулся и затих.

— У вас тяжелая рука, мсье, — почтительно сказал трактирщик д'Артаньяну.

— Не пытайся подольститься, мошенник! Приготовь комнаты для меня и моего слуги. И ужин! Убери трупы. Пошли кого-нибудь к местному кюре, предупреди, что я хочу, чтобы завтра с утра он отпел беднягу де Отфора. Мы похороним его и его слугу по христианскому обычаю.

Трактирщик, напуганный грозным видом гасконца, кланялся при каждом его слове.

— И не кланяйся, а шевелись, каналья! Я уже битый час с тобой разговариваю, а лошади все еще не в конюшне, не расседланы и не накормлены.

— А с этим что прикажете делать, ваша милость? — трактирщик указал на труп бандита.

— Твоя забота, — отмахнулся лейтенант и прошел в залу.

Через час, когда он, умывшись и приведя в относительный порядок дорожный костюм, сидел, к великому удивлению трактирщика, вместе с Планше за одним столом и ужинал, появились альгвазил и два стражника. Трактирщик бросился к ним и указал на д'Артаньяна. Альгвазил с важной неторопливостью двинулся к столу.

— Прошу вас, мсье, встать и следовать за мной! — потребовал он, приблизившись к мушкетеру.

— Трактирщик! — крикнул мушкетер, не обращая внимания на слугу закона. — Разве я велел тебе посылать за полицией? Что же ты, заячья твоя душа, поторопился? Вспомнил свои проделки пять лет назад и решил избавиться от меня?

— Мсье, я прошу вас следовать за мной! — повторил альгвазил, повысив голос.