Золотой выкуп

— Из Сибири?! — взметнулись густые брови хакима. — Вот его и давайте сюда.

Именно в этот миг в канцелярию вбежал без головного убора, в изодранной рубахе молоденький паренек и бросился в ноги Мирзе Хамиду с мольбой простить его за черные вести.

— В чем дело? — вскричал хаким, с отвращением отодвигаясь.

— Только что напали на дом вашего тестя!

— Как — «напали»? Кто напал?

— Грабители напали.

— Намаз?

— Он самый! — Паренек, плача, продолжал: — Человек двадцать окружили двор, Баззаза-бобо выволокли на улицу, привязали к дереву и лили на его голову ледяную воду.

— По коням! — вскричал вне себя хаким. — Вы, Заманбек, подъедете к дому через Шахобскую площадь, вы, Михаил-тура, через Айнакурганскую. Я же поеду через Мазагскую улицу — так мы перекроем им все пути к отступлению. Глядите, чтобы ни один негодяй не ушел! Подать коляску! — кричал Мирза Хамид, уже выбегая на улицу. — Джиянбек, бери парней, что стоят на карауле у тюрьмы, перекрой дорогу на Самарканд! Стреляй, руби, но ни одного не выпускай живым!..

За считанные минуты двор канцелярии управителя волости опустел. В путь тронулись все, заполнив шумною толпою улицы Дахбеда, надеясь окружить и уничтожить, а то и взять живьем Намаза с его «головорезами».

Не успела осесть пыль, поднятая ратью доблестного Мирзы-хакима, как из боковой улочки вылетели шестеро всадников. Они соскочили с коней у дверей тюрьмы, находящейся под самым боком канцелярии хакима, и стали сбивать замки.

— Выходите быстро! Подсаживайтесь к нам!

Намаз сам развязал, вынес на руках Кенджу Кара, со вчерашнего дня лежавшего на сыром полу, посадил на коня перед собой.

Шестеро всадников во весь опор умчали шестерых арестантов в сторону степей Кангли-Бугажил.

«Войско» хакима, несшееся словно на скачках, с четырех сторон подскакало к дому Шарифа-баззаза. Мирза Хамид, подоспевший почти одновременно со всеми, слезать с коляски не спешил: а вдруг придется отступать? Он несколько раз выстрелил из револьвера в воздух.

— Сдавайтесь по-хорошему! — заорал он, с опаской поглядывая на косо раскрытые ворота. — Иначе всех уничтожу!

Шариф-баззаз как раз совершал омовение перед вечерней молитвой. Он так перепугался неожиданного шума вокруг дома и выстрелов, что поспешно приник к земле, но потом, поняв, что валяться здесь не совсем безопасно, побежал к дому, придерживая штаны, тесемки которых было некогда завязывать. Влетев к себе, он сорвал со стены охотничью двустволку и стал с грохотом пускать в окно пулю за пулей.

После десяти минут беспорядочной стрельбы осмелевшие нукеры подкрались к самому дому Шарифа-баззаза. Улучив минуту затишья, хаким прокричал, держа руки у рта рупором:

— Намаз, прекрати сопротивление, ты окружен! Сдавайся!

На лице Шарифа-баззаза, узнавшего голос зятя, сквозь мертвенную бледность проступил румянец надежды. Он опустил ружье и стал завязывать шнурки штанов.

— Мирза Хамид, сынок, это я! — ответил он плаксивым голосом.

— А что, Намаз скрылся? — спросил хаким, все еще не решаясь высовываться из укрытия.

— Я не видел никакого Намаза. — Шариф-баззаз появился в воротах.

— Говорите правду, отец, даже если вам грозит смерть! Кто же нам тогда оказывал сопротивление, если не Намаз и его головорезы? Может, вы помогли им бежать?

— Это я стрелял, сынок, я!

— Но нам доложили, что на ваш дом напал Намаз со своими джигитами?

— Слава аллаху, сынок, кроме вас, никто на мой дом не нападал…

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. НЕОЖИДАННАЯ ПОМОЩЬ

Появление в доме Хайитбая и Тухташбая скрасило одинокое, безрадостное существование Сергея-Табиба. Он вылечил одного от болячек, покрывавших все тело, другого от ревматизма. Потом, приодев, привел в школу, где сам же учил детишек грамоте.

Молчаливый, замкнутый Хайитбай оказался гораздо способнее своего веселого, неунывающего и чуть плутоватого друга Тухташбая. Он теперь легко читал «Первую книгу». Вдвоем они днем и ночью заучивали русские слова.

День клонился к концу. Хайитбай колол дрова во дворе, Тухташбай читал по слогам какую-то книгу. В калитке появился щеголевато одетый, с рыжими волосами высокий молодой человек.

— Это дом Сергея-Табиба?

— Задает корм уткам, — ответил Хайитбай, с любопытством разглядывая незнакомца.

— Нечего пялиться. Позови его быстренько!

Из-за сарая показался Сергей-Табиб. Он долго разглядывал гостя, не узнавая его, потом как-то странно хмыкнул, сказал: «Прошу!» — и ввел рыжеволосого в дом. Здесь он, не удержавшись, громко расхохотался.

— Ей-богу, не узнал тебя, палван! Ну, подойди, подойди поближе, обниму тебя! Ох, каков молодец, а, каков молодец!

— Этот парик мне доставил из Самарканда Кабул, — сказал, смеясь, Намаз, когда они обнялись и поцеловались.

— Это который Кабул?

— Которого я вытащил из тюрьмы.

— Все, все, понял. Это тот парень, бежавший из Сибири?

— Не совсем из Сибири, — поправил его Намаз. — Он бежал по пути.

— Может, и так. Хочу тебе сказать, будь поосторожней, не доверяйся каждому безоглядно. Научись проверять. Давай присядем. Выглядишь ты молодцом. Ну и задал ты жару паразитам, Намаз-палван. Сегодня разносится слух, что в Ургуте ограбил какого-то бая, а завтра, глядь, говорят, в Хатирчи привязал к дереву тысячника и отхлестал плетью. Но, послушай, я только что слышал еще одну новость, правда это?

— Скажете — посмотрим, правда или нет.

— Говорят, ты переворошил весь Дахбедский базар, пристрелил коня под полицмейстером, пятьдесят нукеров свалил в Акдарью…

— Я их не считал… — ухмыльнулся Намаз.

— Капитан сломал ногу. Только что был у него. Теперь держись, он жаждет поймать тебя и набить шкуру соломой. — Сергей-Табиб опять громко расхохотался. — Если поймает, конечно, такого батыра! Ну, молодец, палван, я радуюсь, не нарадуюсь на тебя!

— Э, дядя Сережа, гордиться пока нечем. Вы же знаете, что я бегаю от них, как мышь от кошки.

— Нет! — вскочил с места, легонько хлопнув в ладоши, Сергей-Табиб. — Не спорь со мной: задал ты им хорошенько! Главное, у бедняков теперь другое настроение. Они совсем было потеряли надежду на какое-либо облегчение, не знали, от кого ждать помощи. Ты теперь должен быть осторожнее, понимаешь, палван? Теперь ты принадлежишь не себе, а людям. И еще одно: ты же обещал больше не появляться у меня, что тебя опять привело? Или приехал похвастаться своими рыжими волосами? Если так, кому нужно твое копеечное геройство?

— Это последний раз… — виновато проговорил Намаз.

— «Последний раз»! — передразнил Сергей-Табиб. — Ты уже сто раз говорил, что это в последний раз. — В голосе хозяина появились сварливые нотки, будто он отчитывал родного сына за опрометчивый поступок. Поостыв, спросил мягче: — Как твои дела, что новенького?

— Дела плохи, — вздохнул Намаз. — Около двадцати джигитов у меня безоружных. Вожу их из степи в степь, укрываю, словно цыплят от беркута. Дальше не может так продолжаться. Мы должны вооружиться, иначе нас уничтожат.

— Насчет винтовок вопрос решен.

— Правда? — У Намаза загорелись глаза.

— Сейчас позову одного человека, — проговорил Сергей-Табиб, вставая. — Ты его можешь не остерегаться, проверенный человек.

Через полчаса в дом вошел чернобородый, среднего роста, плотный человек средних лет и, сняв шапку, слегка поклонился Намазу. Это был Бондаренко Николай Николаевич, которого Сергей-Табиб устроил старостой деревни Первого Мая. Он неторопливо опустился напротив Намаза и поинтересовался:

— Ну, как дела?

— Ничего, — кратко ответил Намаз.

— Я тебя сразу узнал, парень. Ты гонял коляску Ивана. Я часто видел тебя в те времена. Можешь быть со мной откровенным, прошу тебя. Говори все, что тебе нужно. Я не предатель. — Бондаренко слегка наклонился к Намазу, и хотя в комнате кроме них, никого не было, сказал, понизив голос: — Я тоже враг того самого господина императора, против кого ты желаешь бороться. Я ярый враг его! Нас сюда пригнали плетьми и под дулами ружей из-под самой Рязани, в арестантских кандалах. Мать и отец мои погибли здесь, среди болот, поедаемые комарьем, в малярийном бреду. И сестра скончалась здесь… И я хочу мстить за них, хочу расквитаться со всеми, кто купается в роскоши. У меня хранятся двадцать винтовок. Дали их нам на тот случай, если вдруг взбунтуется местное население, чтоб, значит, мы подавили. Вот это оружие я и хочу тебе отдать, понял?