Савмак. Пенталогия (СИ)

  Проворно вскочив, Акаста подала мужу вышитый зелёными травами и алыми цветами льняной рушник. Пока он вытирал пот с лица, она другим концом обтирала и с нежностью целовала его широкие плечи и спину.

  Надев вынутые женой из высокой одёжной скрыни чистые холщёвые портки, расшитую по вороту узкой красной каймой льняную рубаху и тонкий суконный кафтан без пояса, Радамасад, прежде чем уйти, окинул оценивающим взглядом раздобревшую, но всё ещё весьма аппетитную фигуру старшей жены, помогавшей ему одеваться, оставаясь по-прежнему голой.

  - Ну, как тебе тут живётся в разлуке с мужем? Не нашла себе для утехи молодого "жеребчика", а? - Радамасад похлопал ладонью по её покрытому шёрсткой лобку. - Савмак, часом, не наведывается сюда по ночам?

  - Ну что ты, миленький! Наш Савмак ещё невинный стригунок. Хе-хе-хе! - деланно рассмеявшись, заверила мужа Акаста. - Он даже служанок топтать пока ещё не научился - спроси, хоть у Зорсины или у старой Госы! Наверно, приберегает свой "корешок" для невесты. Хе-хе-хе!

  Посмеявшись над Савмаком, Акаста невольно зарделась, вспомнив какие жадные взгляды бросает исподтишка в её сторону 14-летний Канит, когда думает, что его никто не видит. В отличие от застенчивого с девушками красавчика Савмака, младший сын вождя Скилака уже успел изучить дыры не одной смазливой служанки. Но об этом, выпроваживая мужа за дверь, Акаста благоразумно умолчала.

  Мирсина, с той минуты, как узнала, что Савмак отправляется на войну, всюду следовала за ним по пятам, поминутно вздыхая. Войдя за ним в конюшню, куда он отправился выбирать себе заводного коня, Мирсина молча наблюдала, как Савмак, посоветовавшись с опытным конюхом Лимнаком, остановил свой выбор на Белолобом и послал Лимнака в дом за боевой сбруей. Тогда она, наконец, решилась задать не дававший ей покоя её вопрос:

  - Савмак, как думаешь, Фарзой тоже отправится на войну?

  - Ясное дело! Она ещё спрашивает! Так что готовься к свадьбе, сестричка! - Савмак ласково потрепал сестру по зардевшейся щеке. - Через месяц уедешь от нас к своему Фарзою.

  - Да ну тебя! - смущенно отмахнулась Мирсина, засветившись, как утреннее солнышко, счастливой улыбкой.

  Савмак вывел тёмно-гнедого мерина с широкой белой полосой от ноздрей до ушей во двор и вместе с подоспевшим Лимнаком стал прилаживать на него боевую сбрую с рельефными бронзовыми нащёчниками, налобником и двумя круглыми нагрудными щитами. Ещё одну утяжелённую серебряными пластинами сбрую, предназначенную для Ворона, закатав в войлочный чепрак, Лимнак привязал тороками за седельной подушкой Белолобого. В трёх шагах от них, сидя верхом на коновязи, усердно полировал куском войлока бронзовую чешую на боевом кафтане Савмака молодой слуга Ашвин, с губ которого не сходила счастливая улыбка: полчаса назад Савмак предложил ему, отправиться с ним в поход.

  Вдруг в распахнутые ворота галопом влетел на своём вызволенном из таврского плена Рыжике Канит и резко осадил в двух шагах от Савмака.

  - Это правда, что вы идёте в поход на Боспор? Возьми меня с собой!

  - Отец велел привести тех, кому уже исполнилось пятнадцать. Ты не едешь, - отрезал Савмак.

  - Но мне же в начале зимы будет пятнадцать! Какой-то месяц остался!

  - А племя кто охранять будет?

  - Найдётся кому! Вон с Радамасадом сколько стариков вернулось.

  - Так... Ты почему покинул пост? Плетей захотел?! А ну, дуй назад к воротам, пока Радамасад не увидел.

  - А я поговорю с Радамасадом, - заупрямился Канит. - Теперь не ты, а он здесь за вождя. Он меня лучше, чем ты поймёт и отпустит.

  - Ну-ну. Хочешь получить взбучку от Радамасада - оставайся.

  Едва Канит успел привязать коня к коновязи, как за конюшней скрипнула калитка, и на подворье вождя вошёл Радамасад. Подбежав к нему, Канит попросил дозволения поехать с Савмаком в Неаполь. Ему ведь уже почти пятнадцать, и он надеется, что отец позволит ему отправиться со всеми на войну. А если отец не разрешит - он тут же вернётся в Тавану.

  - Вижу, братишка, ты уже созрел для женитьбы. Ха-ха-ха! - ласково приобняв Канита за плечи, засмеялся Радамасад, после свидания с женой и детьми пребывавший в добродушном настроении. - Может уже и невесту присмотрел, а?.. Ну, так и быть - поезжай. Если не выйдет с войной, так хоть на царские скачки поглядишь. Надеюсь, наш Савмак на своём Вороне завтра всех обскачет. А, Савмак? Не подведёшь родное племя?

  - Я постараюсь, - не слишком уверенно пообещал Савмак.

  Два часа спустя женщины и слуги вождя Скилака провожали с родного двора Савмака и Канита в их первый поход.

  Первой, к кому, сжимая в левой руке башлык, подошёл Савмак, была его старая нянька Синта - служанка-соплеменница Зорсины, вынянчившая всех её детей. Это была низенькая полненькая, как колобок, старушка лет шестидесяти с покрытым мелкими морщинами и коричневыми пятнами круглым лицом, массивным двойным подбородком, широким, тонким ртом, крохотным, вздёрнутым носиком и небольшими, круглыми карими глазками, глядевшими на своего любимца Савмака с собачьим обожанием. Её изрядно побелевшие к старости волосы были спрятаны под невысокой круглой шапкой, украшенной по нижнему краю двумя рядами медных греческих монет, и ниспадающим из-под неё на спину и плечи синим льняным платком. Притянув левой рукой Савмака к себе за шею, она приложилась холодными губами к его горячим щекам, затем разжала правый кулак, в котором был зажат давно приготовленный к его первому походу амулет - серебряная греческая монета с испускающей солнечные лучи головой Аполлона, имевшего в глазах Синты несомненное сходство с Савмаком.

  - Видишь? Это наш солнцеликий Гойтосир. Пусть он сбережёт тебя в чужой земле от вражеской стрелы, копья и меча, - высказала пожелание нянька, надевая тонкую медную цепочку, на которой висела аккуратно продырявленная вверху монета, на склонённую шею своего любимца.

  - Спасибо, нянька! Буду беречь твой подарок пуще глаза и привезу тебе с Боспора десять таких монет! - расчувствованно пообещал Савмак.

  Подошедшему к ней следом за старшим братом Каниту Синта ничего не подарила - только расцеловала и сказала, что ему рано ещё на войну: пусть сперва старший брат привезёт домой вражью голову да женится.

  Попрощавшись с нянькой, Савмак подошёл к сёстрам. Младшая Госа, крепко обхватив его тонкими ручонками за поясницу, прижалась лицом к его груди и оросила только что начищенные Ашвином бронзовые пластины его боевого кафтана обильными слезами. В то же время Мирсина, сверкая дрожавшими на длинных ресницах, как алмазные капли утренней росы, слезинками, нежно обняла любимого брата за шею и приложилась влажными, горячими губами к одной и другой его скуле.

  - Ну, так что мне передать Фарзою? - улыбаясь пухлыми губами, шепнул Савмак на ушко Мирсине.

  Вспыхнув как маков цвет, та тихо прошептала в ответ:

  - Возвращайтесь оба поскорее. Я буду каждый день молить о вас Табити и Папая.

  - Хорошо. Скажу ему, что ты велела без вражеских волос на уздечке назад не возвращаться.

  - Савмак! - с притворным негодованием Мирсина легонько стукнула кулачком шутника-брата в нагрудную пластину. Савмак нежно сжал ладонями мокрые бледные щёчки младшей Госы и отодвинул её лицо от своей груди.

  - Ну а ты чего замочила мне весь кафтан, рёва-корова?.. Не печалься - и глазом моргнуть не успеешь, как мы с Канитом вернёмся. Скажи лучше, что тебе привести с Боспора?

  Вырвавшись из объятий сестёр, Савмак подошёл для прощанья к матерям. Старшая матушка Матасия, обняв за плечи, на секунду крепко прижала его к своей широкой обвисшей груди, поцеловала в исполосованные подживающими порезами лоб и щёки и, печально вздохнув, молча передала его родной матери.

  Прижав мягкие и тёплые, как у девушки, ладони к широким отцовским скулам и продолговатым ушам любимого сына, Зорсина с полминуты пристально вглядывалась сухими строгими глазами в родное лицо, будто хотела навсегда сохранить его в памяти, и, наконец, сказала: