Савмак. Пенталогия (СИ)

  - Это Уразмаг, - ещё за добрую сотню шагов опознал ковылявшего навстречу со зловещей ношей соплеменника кто-то из зоркоглазых спутников Савмака.

  Замедлив под конец бег своих коней чуть ли не до шага, молодые напиты окружили замучено скалившегося Уразмага. Кто-то, наклонившись с коня, разрезал стягивавший за спиной его запястья сыромятный ремешок. Другой поспешил снять с его шеи страшное ожерелье из висевших на продетом сквозь проколотые уши ремешке мёртвых голов. Только теперь в них опознали Апама, сына мастера-лучника Сагила из пригорода Таваны, и Сайваха, сына землепашца Варуна.

  Растирая занемевшие запястья и кисти, Уразмаг скользил жалостным, как у запутавшейся в силке птицы, взглядом выпученных под белёсыми бровями серо-голубых глаз по угрюмым лицам сгрудившихся вокруг него соплеменников. Остановив его на лице Савмака, вопросительно взиравшего на него с высоты своего жеребца, он поспешил выдавить из задохнувшихся от непривычки к пешему бегу лёгких главное:

  - Канит и Апафирс... у тавров... Если не отпустите тех... что на Старшем Брате... их убьют...

   Над украшенным тонкими траурными порезами лбом Уразмага, среди коротко остриженных белёсых волос багровела огромная лоснящаяся шишка. Сухие растрескавшиеся губы его мелко дрожали. Босые ступни, щиколотки и икры ободраны в кровь.

  - Парни, есть у кого вода? - спросил он, малость отдышавшись.

  - Дайте ему воды... и накиньте на него кто-нибудь кафтан, - приказал Савмак, у которого будто тяжеленный камень с груди свалился, когда он услышал, что Канит с Апафирсом живы, и их можно будет обменять на попавших в западню тавров. - И головы наших... надо во что-нибудь завернуть... Не везти же их так.

  Двое воинов, на которых упал взгляд Савмака, послушно спешились, положили на землю копья и щиты, расстегнули пояса и сняли обшитые железными пластинами кафтаны. Уразмаг, стыдясь своей наготы, поспешил запахнуться в протянутый ему кафтан. (Жертвовать раздетому таврами догола соплеменнику свои штаны и скифики никто не захотел, но тот был безмерно рад и кафтану). Второй воин, тем временем, расстелил свой кафтан на траве, опасливо взял у товарища ремешок с головами Варуна и Апама и положил их на середину кафтана, выпученными в смертном ужасе стеклянными очами вверх. Разрезав и выпустив из ушей ремешок, он охватил головы краями кафтана, накрепко стянул их сверху тем же ремешком и подвязал получившуюся торбу к ременной петельке чепрака возле левой передней ноги своего коня.

  Дождавшись, когда оба юноши, застегнув поверх расшитых алыми узорами белых полотняных рубах пояса с оружием и подобрав с земли копья и щиты, с кошачьей ловкостью запрыгнули на спины своих невысоких коней, а измученный жаждой Уразмаг оторвал губы от бурдюка с водой и вернул его владельцу, Савмак коротко приказал:

  - Рассказывай.

  - Мы впятером поскакали, как ты велел, вдогон за Сакдарисом... Доскакали до того места, где из ущелья вытекает Тавана, - тут Уразмаг запнулся и осторожно потрогал огромную упругую шишку у себя надо лбом. - Было очень темно, ни зги не видно, зато хорошо был слышен отдалявшийся конский топот с правой стороны в ущелье... Мы переехали через ручей и остановились. Канит с Апафирсом стали спорить, скакать ли нам за табуном в ущелье или подождать здесь... Дальше ничего не помню...

  - И без того ясно, что пока они спорили, тавры незаметно подкрались к ним в темноте и оглушили дубинами по голове, - громко подсказал кто-то за спиною Савмака. Словно подтверждая его догадку, Уразмаг вновь слегка придавил пальцем вздувшийся над низким скошенным лбом мягкий бугор и болезненно скривился.

  - Когда я очнулся от сильной боли в голове и приоткрыл глаза, уже начало светать. Я лежал поперёк моего коня с туго стянутыми под конским брюхом руками и ногами. Поглядев вправо и влево, я увидел, что и остальные четверо находятся в таком же положении. Тавры, одетые с головы до ног в волчьи шкуры, тянули наших коней под уздцы, а другие шли по бокам и стегали их по крупам, заставляя взбираться круто вверх по склону поросшей колючими кустами и высокими деревьями горы. Когда долгий подъём закончился, и мы оказались на вершине, как раз взошло солнце...

  - Уразмаг, говори громче! - попросил кто-то из задних рядов.

  - Здесь тавры остановились передохнуть, и Канит спросил, куда они нас везут. Один из них ответил по-нашему, что нас везут в гости к Орейлохе, чтобы она напилась нашей крови, а нашим мясом они накормят своих собак, - и все они громко загоготали... Канит тогда сказал, что он сын вождя напитов, и отец даст им за него и за каждого из нас хороший выкуп. К нему тут же подошёл другой тавр, с противной крысиной мордой, и спросил, есть ли у него молодая сестра. Если она окажется достаточно хороша, то он не против обменять его на сестру. И все тавры опять радостно заржали... Затем и другие тавры - все они были примерно нашего возраста и говорили по-скифски - стали спрашивать нас, есть ли у нас юные сёстры, и говорили, что обменяют нас на красивых скифянок, а если наши отцы не согласятся, - принесут нас в жертву своей владычице... Потом нас долго везли по горам, пока на какой-то лесной поляне наши тавры не наткнулись на другой таврский отряд, в котором воинов было побольше и они были постарше. Они громко заспорили между собой, после чего нас развязали и сняли с коней. Меня, Апама и Сайваха отвели в сторону, сняли с нас всю одежду. Пояса с оружием, башлыки и скифики с нас сняли ещё раньше... Они поставили нас друг против друга на колени и... Апаму и Сайваху отрезали ножами головы...

  От страшного воспоминания голос Уразмага задрожал, по горлу прокатился комок, в круглых рыбьих глазах заблестела влага. Боясь осрамить себя перед товарищами слезами, он судорожно стиснул зубы и опустил веки. Савмак и остальные, сидя как вкопанные на неподвижных, хорошо выезженных конях, молча ждали, когда он справится со слабиной и сможет продолжить свой рассказ.

  - Двое держали сзади за плечи, а третий, схватив сзади за волосы, медленно резал... Потом мне скрутили за спиной руки, повесили на шею головы Апама и Сайваха и повели вниз по склону... Вывели из ущелья в нашу долину и велели бежать к своим и сказать, что если до вечера наши не приведут к этому ущелью для обмена тавров, засевших на Старшем Брате, то после захода солнца с Канитом и Апафирсом будет то же, что с Сайвахом и Апамом.

  Уразмаг умолк, а Савмак вдруг подумал, что тавры зарезали двух своих пленников в отместку за своих обезглавленных соплеменников, которых напиты отволокли им для острастки к подножью гор. Выходит, что и в гибели Варуна и Апама повинен тоже он, потому как не настоял, чтобы убитых ночью тавров закопали в какой-нибудь яме.

  - А как они узнали про своих на Старшем Брате? - раздался в толпе чей-то недоумевающий голос.

  - Увидали с горы, - ответил другой.

  - Далеко-о... Оттуда не разглядеть.

  - Тавры зоркоглазы.

  - А я думаю, что некоторые из напавших ночью на Тавану, сумели ускользнуть от нас. Вот они и сообщили своим...

  Покосившись на сиявший высоко над горами лик Гойтосира, Савмак прикинул, что тот уже успел проехать почти треть дневного пути. Надо было поспешать.

  - Ладно, Уразмаг. Поехали, покажешь, куда надо привести тавров. Танай, возьми Уразмага к себе на коня, - приказал Савмак юноше, одолжившему недавнему пленнику тавров свой кафтан, - А ты, Тешуб, - обратился он к воину, придерживавшему возле левой ноги кафтан с отрезанными головами, - скачи в Тавану, отвези головы Апама и Сайваха их родным. Напак, Спадин, езжайте с ним... Да не забудьте сообщить родным Уразмага, что он жив и невредим.

  Как только Уразмаг умостился голым задом на нагретом солнцем крупе гнедой танаевой кобылы, Савмак сорвал сотню с места галопом к восточному краю котловины, а Тешуб со своим страшным грузом и два его спутника неспешно порысили в противоположную сторону.

  Уразмаг ещё издали указал на одно из узких, как разлом, ущелий в южном боку Ящерицы. Подъезжая к нему, Савмак перешёл на рысь и громко всех предупредил, чтоб держали луки в горитах, а мечи в ножнах.