Жемчужина Лабуана (сборник)

– Настоящий рай для охотников! – восклицал Сандокан. – Жаль, что мы должны больше заниматься тугами, чем тиграми, буйволами и носорогами. Я бы славно здесь поохотился.

– Сегодня ночью я не лягу спать, – сказал Янес. – Я пойду в засаду. Говорят, что ночная охота не хуже дневной. Правда, Тремал Найк?

– И к тому же гораздо опаснее, – отвечал бенгалец.

– Возьмем с собой Дарму. Думаю, ты приучил ее к охоте.

– Она обучена лучше, чем иной леопард.

– Леопардов дрессируют для охоты?

– И какими ловкими охотниками они становятся! – воскликнул Тремал Найк, – Но моя Дарма, конечно, получше, она не побоится напасть даже на буйвола.

– А, кстати, где эта плутовка? – спросил Янес. – Когда мы на слонах, она всегда держится подальше.

– Не бойся, – отвечал Тремал Найк. – Она появится в час ужина, если только не поймает себе что-нибудь сама.

– Я вижу впереди протоку, – сказал Сандокан. – Устроим лагерь на противоположном берегу. Больше всего дичи по берегам рек.

Речонка шириной метров десять, с желтоватой гнилой водой, прокладывала себе путь меж двух берегов, поросших манграми, на аркоподобных ветках которых неподвижно сидели марабу, эти ненасытные пожиратели падали.

– Осторожно, погонщик, – сказал Тремал Найк. – В этой реке могут быть гавиалы. Весьма свирепые крокодилы, – пояснил он, обернувшись к своим товарищам.

Оба колосса остановились на берегу, осторожно щупая землю и шумно нюхая воду, прежде чем войти в нее. Казалось, они не доверяют тому обманчивому спокойствию, которое царило под этой грязно-желтой водой.

– Уверен, что я не обманываюсь, – сказал Тремал Найк, вставая. – Слоны чуют гавиалов и боятся их жестоких укусов.

Первый слон, более решительный, чем его товарищ, наконец осмелился войти в реку, которая была довольно глубока и доходила ему до боков. Однако, пройдя три-четыре метра, он вдруг остановился так резко, что от толчка паланкина охотники едва не свалились в воду.

– Что случилось? – спросил Сандокан, хватая карабин.

Остановившись, слон издал яростный трубный звук, потом быстро погрузил хобот в воду, проворно отступив.

– Он схватил его! – закричал погонщик.

– Кого? – в один голос спросили Сандокан и Янес.

– Гавиала, который укусил его.

Хобот был поднят. Он сжимал чудовищную рептилию, похожую на крокодила, вооруженную двумя мощными челюстями, усеянными острыми желтоватыми зубами. Чудовище, вырванное из своей среды, яростно билось, пытаясь ударить слона своим мощным хвостом, покрытым, как и спина, острыми выступами.

– Он задушит его? – спросил Янес.

– Ни за что: увидишь, как он заставит эту рептилию расплатиться за полученный укус. Эти исполины и храбры, и умны, но при этом и чрезвычайно мстительны.

– Тогда он затопчет его ногами.

– Ничего подобного.

– Какой же род смерти он предназначил этому болотному гаду? Я полагаю, он его не пощадит.

– Увидишь, – сказал Тремал Найк. – Я бы не хотел оказаться на месте этого гавиала.

Словно раздумывая, слон еще некоторое время сжимал хоботом извивающегося гавиала, держа его довольно высоко, чтобы избежать ударов хвоста, затем вышел на берег и быстро направился к гигантскому тамаринду, который рос отдельно, выбрасывая во все стороны свои раскидистые ветви.

Несколько мгновений слон смотрел на огромное дерево и, найдя то, что ему было нужно, засунул рептилию в развилку двух ветвей, покрепче зажав ее, чтобы она не могла освободиться.

Сделав это, он протяжно затрубил, что должно было означать удовлетворение, и спокойно вернулся к речке, пыхтя и комично раскачивая свой хобот, в то время как мстительный огонек сверкал в его черных глазках.

– Видел? – спросил Тремал Найк Янеса.

– Да, но не очень понял.

– Он обрек рептилию на страшные мучения.

– Но как? Ах понял! – воскликнул португалец, разражаясь смехом. – Он медленно умрет от голода и жажды на верхушке дерева.

– И солнце высушит его.

– Какой мстительный слон!

– Это казнь, которой они подвергают гавиалов и аллигаторов, когда удается поймать их.

– Я бы не поверил, что эти колоссы, у которых такой мягкий, спокойный нрав, способны на подобную мстительность.

– Больше того, они довольно злопамятны и очень чувствительны к тому, насколько вежливо с ними обращаются. Вот пример. Один погонщик имел привычку всякий раз, когда ему хотелось утолить жажду, разбивать кокосовый орех о голову своего слона. Слону эта процедура очень не нравилась, но до поры до времени он не подавал виду. И вот однажды, проходя через плантацию кокосов, погонщик прихватил несколько штук, чтобы разбить, как обычно, на черепе слона. Тот позволил разбить один, другой, а потом схватил своим хоботом самый большой кокос и разбил его…

– О голову своего погонщика? – захохотал и Сандокан.

– Ну да, – ответил Тремал Найк. – Можешь представить себе, в каком состоянии оказался этот бедняга. Он отлеживался потом целый месяц.

– Ну и шельма же этот слон! – воскликнул пораженный Янес.

– Я знал еще одного, который жестоко проучил одного портного в Калькутте.

– А портного-то за что?

– Этот слон имел привычку, когда его вели на водопой, просовывать хобот в окна домов, и обитатели их никогда не отказывали ему в каком-нибудь лакомстве или фрукте. Портной же, наоборот, когда видел этот огромный нос, втыкал в него иголку, которую держал в руке. Какое-то время исполин терпел эту шутку, пока однажды терпение его не лопнуло. Во время водопоя он набрал в хобот как можно больше воды и грязи и, проходя мимо дома портного, сунул ему хобот в окно. Портной потянулся к нему с иголкой, но в это время целый фонтан грязной жидкости обрушился на него, опрокинув вверх ногами самого портняжку и совершенно испортив ему ткани, которые лежали на столе.

– Озорная проделка, – сказал Янес, покатываясь со смеху. – Держу пари, что бедный портной больше не прикасался к слонам.

– Господин, – сказал в этот момент погонщик, оборачиваясь к Тремал Найку, – хочешь, остановимся здесь? Здесь тенисто и хороший корм для слонов.

Противоположный берег был и в самом деле наиболее подходящим для лагеря. Бамбуковые заросли здесь расступались, а вместо них то там, то сям теснились густые рощицы, под сенью которых и люди, и слоны должны были прекрасно чувствовать себя.

– Река с одной стороны и джунгли с другой, – сказал Тремал Найк. – Хорошее место и для стоянки, и для охоты. Решено, остановимся здесь.

Они слезли со слонов и пошли под деревья. Найдя подходящее место, разбили палатки, в то время как слоны принялись обирать листву с ближайших деревьев, тряся ветки так, что с них сыпался настоящий дождь.

– Ух! – воскликнул Янес, который, проходя мимо, получил на голову хороший душ. – Что там у них среди веток, бочки с водой, что ли?

– Ты не знаешь эти растения? – спросил Тремал Найк.

– Я видел что-то подобное, но не знаю, что это за деревья.

– Они называются ним, или дождевые деревья. Они способны накапливать атмосферную влагу в таком количестве, что каждый лист содержит добрый стакан воды. Попробуй потрясти ствол, и увидишь, какой дождь упадет на тебя.

– А вода хорошая?

– Не слишком вкусная. Листья, которые ее содержат, придают ей неприятный привкус. Но крестьяне поливают ею поля: одно растение дает пару бочек такой воды.

Его прервали лай и рычание. Пунти и Дарма, которые перебрались на другой берег вслед за слонами, вместе кинулись к деревьям, проявляя непонятное волнение. Они бежали вперед, потом возвращались назад, забирались в кусты, описывали прихотливые зигзаги, как будто шли по следу какого-то зверя.

– Что случилось? – спросил Сандокан.

– Не знаю, – отвечал Тремал Найк. – Может быть, питон недавно прополз там, а Пунти и Дарма его почуяли.

– Или какой-нибудь человек?

– Мы далеко удалились от последних деревень: ни один моланг не осмелится сюда забраться. Они слишком боятся тигров. Ну, пусть себе ищут, а мы пойдем ужинать. Нам еще надо выкопать яму для засады. Я вижу кустарник вон там, вдали от лагеря; он соединяет джунгли с рекой. Уверен, что именно там пройдут животные, направляясь к водопою.