Монах: последний зиндзя

В отличие от других монголов, Аргун всё ещё носил простые потрёпанные доспехи из кожи и стали, когда-то служившие ему на краю пустыни Гоби. Его борода, когда-то рыжая, стала серо-стальной, а борода Дзебу побелела. «Мне пятьдесят четыре, – подумал Дзебу, – так что ему должно быть уже за семьдесят». Тем не менее, Аргун казался не имеющим возраста, его тело, даже когда он сидел расслабившись, было сильно и энергично, лицо было твёрдо, голубые глаза, как всегда, не выражали никаких чувств.

– Тебя намного труднее убить, чем твоего отца, – были первые слова Аргуна. – Возможно, твой Орден имеет магическую силу. Я был уверен, что убил тебя в Осю. Потом до меня дошел слух, что ты еще жив и учишь своим штучкам зиндзя новое поколение самураев. Ты унаследовал монгольскую выносливость, сын Дзамуги!

Дзебу отвесил придворный поклон, но не ответил. Его глаза изучали помост с наваленными на нём халатами, козлами для копий, луками, стрелами и бочонками с порохом для хуа пао.

– Ты пришел искать мальчика? – спросил Аргун. – Он там.

Он указал в сторону передней мачты. Саметомо висел на веревке, прикрепленной к рее наклоненной вперёд мачты, поворачиваясь на ветру, дождь хлестал его. У людей Дзебу от ужаса перехватило дыхание, их потрясли не только нанесённые обиды, но и оскорбление, причиненное почти священной особе. Дзебу спустился с помоста, чтобы посмотреть поближе. Глаза Саметомо были открыты, они смотрели вниз на Дзебу со страданием и стыдом. С него сняли доспехи, он был одет в рваный малиновый нижний халат. Те, кто взяли его в плен, оставили у него на голове белую хатимаки – головную повязку с красным солнечным диском, эмблемой бакуфу. Веревка, державшая его, проходила под плечами вокруг грудной клетки. Она была перекинута через рею и прочно привязана к основанию передней мачты. Дзебу разрывался между облегчением оттого, что Саметомо жив и, очевидно, цел, и болью от мысли о страданиях и унижениях, которые его заставили перенести.

– Прошу заметить, что по всей палубе расставлены лучники, – сказал Аргун. – По моему сигналу тело этого мальчика ощетинится стрелами.

Воины стояли полукругом около основания мачты, натянув тетиву луков и нацелив стрелы на Саметомо.

– Итак, – продолжал Аргун, – вы пришли, чтобы сдаться в плен?

– Мы пришли, чтобы спросить, чего ты хочешь за освобождение мальчика. – Дзебу хотел бы покончить с маскарадом и как можно скорее начать бой, но ему нужно было чем-то отвлечь людей Аргуна. Если бы только шторм стал ещё сильнее!

Аргун рассмеялся резким, металлическим смехом.

– Так правда ли, что он ваш сегун? Я не был уверен, и он отрицал это, но я знаю этот меч.

Он похлопал сделанный в форме дракона эфес Хидекири, лежавший у него на коленях.

– Я оставил его в живых в надежде, что он нам пригодится. Сын Дзамуги, ты будешь говорить от имени этих чиновников, или я должен вести переговоры с ними самими?

Он презрительно показал на людей в промокших шёлковых нарядах, отступавших от него и расходившихся по палубе, двигавшихся под его взглядом в запланированном порядке. Воины, окружавшие Аргуна, смеялись над ними.

– Ваши самураи заслуживают лучших вождей, чем эти женоподобные мужчины, – сказал Аргун. – Когда я стану вице-королем Страны Восходящего Солнца, у них будет правитель, которого они смогут уважать!

Чернота, наступавшая с юга, была уже почти над ними. Огромная волна штормовой зыби ударила в правый борт «Красного Тигра» и развернула его влево. Кресло Аргуна с грохотом опрокинулось набок, он встал и уцепился за что-то. И бывшие зиндзя, и монгольские стражники заскользили по мокрой от дождя палубе к левому борту. Хуа пао, установленная на привинченной к палубе бронзовой плите, заскрипела, обслуживающие ее китайцы болтали между собой. Дзебу посмотрел вверх и увидел, что Саметомо раскачивается над водой. Монгольские лучники как могли продолжали целиться в мальчика, но им нужно было переступать по палубе. Ноги этих степных всадников не были приспособлены к морю.

– Скажите этим послам, каких уступок вы хотите за возврат Саметомо, – сказал Дзебу. – Я буду переводить для вас.

– Я могу говорить на языке твоей страны так же хорошо, как ты говоришь на моём, – сказал Аргун. – Но ты можешь говорить для меня. Скажи им, что есть только одно соглашение, на которое Великий Хан позволит мне пойти. Это безусловная капитуляция!

Дзебу перевел это на язык Страны Восходящего Солнца. Послы великолепно изобразили ужас, что дало им повод отойти еще на несколько шагов назад. Теперь они были совсем близко к кольцу лучников, угрожавших Саметомо.

– Гурхан, эти люди не имеют полномочий на капитуляцию от имени всего народа, – сказал Дзебу. – И они не могут этого сделать в обмен всего лишь на одну жизнь, даже такую ценную для нас, как жизнь Саметомо. Я бы советовал вам просить некоторых тактических преимуществ, что-нибудь такое, что наши оборонные силы могут предоставить вам, не ощущая, что мы теряем всё.

Аргун взглянул через открытую сторону помоста на косой дождь и темноту, окутывающую гавань. Огромные чёрные тучи клубились на ветру, подобно строю монгольской конницы. Было так темно, что матросы на мостике зажигали фонари.

– Тогда позвольте нам пристать к берегу. Дайте нам остаток дня, чтобы высадить наши войска на этот пляж, чтобы наши корабли смогли переждать шторм в открытом море.

Дзебу заметил тревогу в голубых глазах Аргуна. Этот человек знает, подумал он, что ветер, дождь и волны могут смыть всё, ради чего он жил и работал. Дзебу снова перевёл, растягивая свою речь, добавляя детали и комментарии, чтобы выиграть время.

Случилось то, чего он ждал. Гонимая штормом волна обрушилась на «Красный Тигр», сбив с ног всех на верхней палубе и снова качнув тело Саметомо далеко в море.

– Гурхан не более способен вести честные переговоры, чем акула, – быстро сказал Дзебу.

Слово «акула» было сигналом. Двадцать людей Дзебу сорвали деревянные колпачки с концов своих зонтиков и поднесли длинные рукоятки к губам. Двадцать человек глубоко вдохнули и с силой выдохнули. В горло каждого монгольского лучника вонзилось по два отравленных дротика. Стрелы лежали на тетивах и были направлены в цель, но только некоторые успели перед смертью натянуть луки и выстрелить. Стрелы полетели беспорядочно. Все сорок бывших зиндзя набросились на военачальников и стражников Аргуна. Ярко раскрашенные веера, когда их свернули, стали прочными палками, которыми они отражали сабельные удары, оглушали свои жертвы и поражали их в висок или дыхательное горло. Через мгновение все бывшие зиндзя были вооружены луками и стрелами, и из всех захватчиков на этом конце палубы в живых остался только Аргун. Он кричал, прося о помощи.

– Займитесь им, – крикнул Дзебу, и гурхан замолчал, когда два бывших зиндзя приставили острия захваченных сабель к его горлу. Дзебу перегнулся через борт и окликнул самураев на «Мерцающем Свете». Вместе с другими бывшими зиндзя он бросил вниз веревки и трапы, и Сакагура и одетые в набедренные повязки самураи полезли наверх. Они присоединились к бывшим зиндзя, завладевая оружием павших монголов и готовясь встретиться с вражескими воинами, оставшимися на этой палубе.

Дзебу считал, что на борту этого корабля может находиться от трёх до четырёх сотен монгольских воинов и корейских матросов. Из кормовой надстройки их атаковал строй солдат, размахивавших саблями и боевыми топорами. Еще больше воинов вылезало из люка. С помощью захваченных луков и стрел бывшие зиндзя сбросили вниз первых нескольких появившихся из люка воинов. Их тела перекрыли их товарищам путь наверх. Теперь люди Дзебу сбросили шелковые халаты и штаны, оставшись в простых серых туниках монахов-воинов. Они сорвали с зонтиков ленты и бумажные верхушки, превратив их в боевые палки. Вооруженные этими палками или захваченным оружием, бывшие зиндзя и самураи атаковали воинов Аргуна. Монгольские сабли, сделанные из стали низкого качества, ломались под точными ударами крепких деревянных палок. Раскалывались и монгольские черепа. На ограниченном корабельном пространстве зиндзя со своими боевыми искусствами легко одолевали людей, привыкших сражаться в конном строю на открытых равнинах. В считанные мгновения Дзебу и его команда добились главенства над верхней палубой «Красного Тигра».