Ахилл

Вадим СУХАЧЕВСКИЙ

АХИЛЛ

Анонс

Приключенческий роман "Ахилл" посвящен одному из ключевых событий древней истории — Троянской войне. В книге представлен весьма оригинальный взгляд на обстоятельства этой войны, излагаемые как рассказ одного из ее участников. Читателя ждут яркие герои, увлекательные события и самые неожиданные повороты сюжета.

УТРО

О точности сравнений. — Об угрозе с Севера. — Пирра или Пирр? — Хитрый Фридон и великан Бусилай. — "Слава Ахиллу!"

Было летнее утро в самой сердцевине лета, когда зной даже на ночь не ослабевает, но он почти не проникал сюда, в полутемный грот. Здесь журчала прохладная вода, неторопливо стекая по каменной стене, и так же неторопливо журчали струны, перебираемые одним из слепцов. Под эти звуки другой слепец старательно выводил дряблым голосом:

...Строили в бой; и меж них

возвышался герой Агамемнон,

Зевсу, метателю грома,

главой и очами подобный...

Красивая смуглокожая рабыня, по виду не то хетянка, не то арамейка, разбавляла в кратeре [античный сосуд для смешивания вина с водой]вино. Двое — хозяин этой богатой усадьбы, расположенной неподалеку от Микен, семидесятилетний Клеон, и его молодой гость Профоенор — возлежа на клинах, слушали пение слепца. Лицо Клеона обретало все более насмешливое выражение, и наконец, когда певчий вывел под музыку:

...Грозен он был для врагов

могучий Аякс Теламонид,

Щит больше башни имел,

копье — тяжелей финикийского кедра... –

он дважды хлопнул в ладоши, после чего тотчас воцарилась тишина, и тогда он обратился к своему гостю:

— Вот что, однако, я тебе, мой дорогой Профоенор, скажу: пройдет еще лет пять, не более, сойдут в царство теней последние очевидцы той кровавой войны (а таких, если считать вместе со мной, нынче на свете полтора десятка осталось от силы), — и тогда наши рапсоды ради красного словца всё изолгут, всё! Да и уже как изолгали — ты сам только что слышал! Есть у нас, у ахейцев, такой неисправимый порок: любим мы красивые слова больше, нежели истину; потом сами же и верим свято в эти словеса. Нам бы учиться у торгашей-финикийцев, вот у кого. Те, конечно, лжецы, еще и какие, мы в сравнении с ними — что дети малые; да только делают они это ради пользы, ради своей торгашеской выгоды, на том и богатеют, а сами-то хорошо знают меру вещей. А мы... Эх, да что там говорить!.. Слыхал, что сейчас пели про Аякса? Щит у него, понимаешь ли, был больше башни! Копье тяжелее кедра! Кем его, Аякса бедного, потомки будут считать? Циклопом? Гекатонхейром [сторукий пятидесятиголовый великан]?..

А это: "Возвышался герой Агамемнон..." Ты, конечно, Агамемнона, царя нашего покойного, убитого собственной женушкой и ее дружком, уже не застал, но по правде тебе скажу — ростом он был не то что тебя, а даже меня пониже; над кем же он тогда "возвышался?" Над Диомедом? Над Одиссем? Над Ахиллом? Над Аяксом тем же?.. Смех!

Да и герой-то он был... Ты ведь знаешь — на той войне я часто находился подле него; так вот, клянусь тебе — ну, может, раза два его с мечом в руках и видел. И между прочим, это, мой милый Профоенор, совершенно правильно: незачем полководцу самому лезть на рожон, не его это дело; но врать-то, производить его в герои, чуть ли не подобные Ахиллу, — для чего, скажи, для чего!? Только для словесных красот? А по мне — ну их в смрадный Тартар, ну их кентавру, самому грязному кентавру под хвост все эти красоты, если они настолько поперек истины!

Что же до Аякса — ростом он был, конечно, о-го-го! Второго такого мне видывать не приходилось. Даже Бусилай (о котором еще расскажу) был пониже на четверть головы. Может, Тесей таким был, как Аякс, или сам Геракл. Ну да кто их видел, кто знает?

Зато Аякса я видел, как тебя вижу сейчас, и подтверждаю: да, огромен был! Но вполне по-человечески огромен, не чудовище какое-нибудь. А вот копья он вовсе не носил никакого. Палица у него была! Такая, знаешь, дубинища, что не всякому поднять. И на вид страшная — с торчащими на конце шипами, каждый — как тот, что бывает (может, когда-нибудь видал?) на носу у африканского единорога. Потому и щита никогда не имел — ни с башню, ни с походную плошку. Зачем ему щит? Начнет своей дубинищей размахивать — никто и не подступится. Уж скольких он троянцев этой дубиной к Аиду отправил — не сосчитать! Любой их воин был бессилен против нее, как муха против мухобойки.

Да, были воины! Я даже не об Аяксе, не об Ахилле, не о троянском Гекторе, другие, менее известные, оттого не попавшие в сказания и песни, тоже были, поверь мне, куда как хороши! Сколько их полегло там, под стенами Трои! Теперь уж подобных нет...

Улыбаешься, вижу. Скажешь: во все времена старичье тешило себя тем, что брюзжало на молодых — мол, то ли было дело в их время! "И этот старикан туда же", — наверняка, думаешь.

Нет, мой дорогой Профоенор, поверь, я подобной стариковской болезнью не страдаю (ну разве самую-самую малость). Уверен, каждый из вас, нынешних, на бoльшую свою часть намного лучше едва ли не любого, кого я знавал в молодости. В вас нет той кровожадности, мстительности, нелепой обидчивости. Вы не ввергнете наш мир в хаос, тут можно быть спокойным, а прежде, чем ввязаться в какую-нибудь нелепую войну, наподобие той, вы сто раз подумаете сперва...

И все же, все же...

Сам знаешь, какая нынче угроза надвигается с Севера. Того и гляди, оттуда обрушатся на нас лавиной дикие и злобные дорийские племена. Вот когда недостанет нам тех, кто пал на том далеком берегу. И их самих, и их неродившегося потомства. Обескровила наше ахейское племя та война, случившаяся из-за Парисовой похоти, Менелаевой обиды, а главное — из-за Агамемноновой необузданной страсти прибирать к рукам чужие царства и города...

А они, дорийцы, непременно хлынут оттуда, с Севера, попомни мои слова! Еще лет десять, ну двадцать, быть может — и только пепелище будет на этом самом месте, где мы с тобой сейчас сидим! Я-то уж, хвала Зевсу, пожалуй, не доживу, а вот вы — и ты, милый Профоенор, и твои нынешние сверстники — вы, наверно, вспомните тогда о тех, кого вам недостает: о неродившихся сыновьях великих воинов — Патрокла, Аякса, Диомеда. Ну и уж о сыновьях Ахилла, разумеется, — если бы таковые когда-либо родились и дожили до этих — (сохрани вас боги!) — до этих страшных времен...

В общем — сохрани Зевс! Хвала ему! — Он поднял чашу с вином.

— Сохрани Зевс! Хвала ему! — поднял и свою чашу молодой Профоенор.

Хозяин и гость испили разбавленного вина, и Клеон на какое-то время примолк в печальной задумчивости. Рабыня наполнила вином пустые чаши. Наконец, после затянувшегося молчания, Профоенор спросил:

— А ты был дружен с Ахиллом?

— Дружен? — переспросил Клеон. — О, нет, дружен с ним не был никто. Ну, кроме Патрокла, разумеется. Для дружбы с остальными он, Ахилл, был слишком высокомерен. А может быть, вовсе и не в высокомерии дело — просто он знал свою судьбу, начертанную богами, и внимал только ей. Как бы то ни было, но ни о какой дружбе не могло идти и речи. А вот если хочешь спросить, хорошо ли я его знал... В этом, пожалуй, уже никто из оставшихся в живых не мог бы сегодня со мной соперничать... О, Ахилл!.. — Клеон закатил глаза. — Славный Ахилл!..

Стоявшие наготове слепцы по-своему поняли его восклицание — тотчас один провел пальцами по струнам, а другой старательно пропел:

Славный Ахилл, сын Пелея, силою богу подобный,