Дочь капитана Блада

Дочь капитана Блада

Нелли Искандерова

 Пролог.

Милый город Бриджуотер: записки путешественника

Как-то раз во время поездки в Англию мне посчастливилось побывать в Бриджуотере. Этот типичный городок английской провинции с аккуратными маленькими улочками замечателен не только известным всему миру фестивалем Гая Фокса, но и тем, что именно с него начались приключения Питера Блада, описанные в романах Сабатини. Особая достопримечательность городка - музей капитана на улице Уотер Лэйн, один из немногих сохранившихся на ней домов старой постройки. Окружённый высокими сооружениями из стекла и бетона, он всё ещё хранит обаяние елизаветинской эпохи, когда жизнь была неспешной и размеренной, по улицам, скрипя колёсами, ездили позолоченные экипажи, а нарядные дамы в пышных платьях под руку со своими не менее блестящими спутниками медленно прогуливались по дороге, ведущей к пристани. Сохранился и памятный балкон, с которого началась одиссея знаменитого мореплавателя. По-прежнему благоухает герань, красные и розовые цветки которой довершают иллюзию того, что именно эти растения поливал бакалавр медицины Питер Блад в далёком 1687 году, когда посланец лорда Гилдоя круто изменил его судьбу. Эклектика внутреннего убранства помещений отражает череду эпох, сменивших друг друга на протяжении всего одного лишь столетия. Массивные книжные шкафы и тяжёлые, похожие на троны, резные кресла, навевают мысли о мрачных и таинственных легендах средневековья. Простой дубовый стол хранит память о временах Кромвеля, когда роскошь была изгнана строгой пуританской моралью, а лёгкие изящные стулья и великолепный камин работы голландских мастеров времён реставрации заставляют вспомнить о периоде правления легкомысленного распутника Карла II.

Бриджуотерский музей известен не только собранием редкостей, связанных с историей английского пиратства, но и отменной библиотекой, насчитывающей несколько тысяч томов. В ней собраны мемуары мореплавателей и флибустьеров того времени и тех лиц, которым по роду своей деятельности приходилось много общаться с этими славными людьми, надолго обеспечившими Англии господство в Новом Свете. Смотритель, коренастый рыжеволосый англичанин с коротко подстриженной бородкой, сам будто бы вчера сошедший с палубы фрегата, рассказал мне о том, что в коллекции музея хранится немало воспоминаний сподвижников капитана. С юности питая интерес к приключениям и зачитав до дыр не один том Сабатини, я, тем не менее, пребывала в полной уверенности, что все эти истории - чистый вымысел. Каково же было моё удивление, когда хитро прищурившийся смотритель, порывшись в каком-то дальнем углу, с торжествующей улыбкой преподнёс мне судовой журнал Джереми Питта! Листы его, изрядно пожелтевшие от времени, были исписаны торопливым неровным почерком шкипера. Но самое удивительное, что документ содержал подробное описание тех самых событий, которые послужили основой для повествований о капитане Бладе! Разумеется, стиль шкипера был не столь блестящ и литературен, а выражения порой были слишком крепки, но в целом судовой журнал полностью подтверждал историческую достоверность трудов Сабатини. Проведя целый день в библиотеке, и досконально изучив хронологию путешествий Блада, я обратила внимание на некоторые несоответствия между датами описываемых шкипером событий. Будучи обожателем и почитателем своего капитана, Джереми Питт, как мне показалось, намеренно упустил некоторые детали. Так, например, не нашёл отражения в журнале период между кораблекрушением у берегов Багамских островов и путешествием на «Эстремадуре» в компании дона Жуана де ля Фуэнте. А ведь между этими датами прошло не менее полугода, и главной причиной неудачи у острова Маргарита стало состояние самого Блада, ещё не окончательно оправившегося после тяжёлого ранения. Дотошность шкипера сослужила ему плохую службу - за прорехами в хронологии угадывались некоторые эпизоды, о которых Питт не хотел упоминать. Заинтересовал меня и тот факт, что после упомянутого ранения капитан почти каждый год наведывался на Нью-Провиденс. Что он искал там? Записки Джереми Питта об этом молчали. Услужливый смотритель, видя мои сомнения, предложил воспользоваться воспоминаниями других соратников капитана - Вольверстона и Огла. В них мне удалось обнаружить некоторые замечательные подробности, относящиеся к рождению внебрачной дочери капитана.

Как следовало из записок Вольверстона, вблизи Багамского архипелага эскадру настиг сильный шторм. Корабли, словно скорлупки, метались по огромным, перекатывающимся через палубу, волнам, и лишь благодаря таланту капитана им удалось миновать многочисленные подводные рифы. Но, пощадив команду, фортуна изменила самому Бладу - гигантская волна сшибла его с ног и унесла в бушующее море. Вскоре там же оказался и Вольверстон, попытавшийся помочь другу. Не выдержав изнурительной борьбы со стихией, оба вскоре потеряли сознание и очнулись уже на песчаной отмели острова Нью-Провиденс. Одноглазый гигант почти не пострадал, а израненный Блад, бездыханное тело которого волны несколько раз бросали на прибрежные рифы, находился на грани жизни и смерти. Последовавшие за кораблекрушением события описаны Вольверстоном столь подробно, что с трудом верится, что их автор уже перешагнул шестидесятилетний рубеж и, отойдя от дел, превратился в мирного обывателя, коротающего свои дни в вудстокском имении. Переходя из дома в дом, Нэд тщетно пытался уговорить местных жителей приютить их на время в своём жилище. Большинство отказывали - испанцы, периодически совершающие набеги на острова, особо жестоко расправлялись с теми, кто оказывал помощь английским флибустьерам. Боялись и губернатора - Джейкоб Патерсон прослыл усердным борцом с пиратами и наказывал тех жителей, кто так или иначе был с ними связан. Уже потеряв надежду, Волверстон увидел девушку лет семнадцати, внешность которой поразила его воображение. Казалось бы, в ней не было ничего особенного. Как и все особы её возраста, она была стройной и гибкой, словно молодое деревце. Русые волосы, собранные в пучок, мягкими волнами спускались по чуть прикрытым белоснежным шарфом плечам. Правильные черты лица выдавали в ней особу благородного происхождения, а необычайно светлая, ещё не тронутая тропическим загаром кожа заставляла думать о том, что ножки этой юной леди лишь недавно ступили на залитое солнцем побережье Нью-Провиденс. Девушка взирала на мир широко раскрытыми светло-голубыми глазами, в глубине которых светилась любовь ко всем живым существам, населяющим этот мир. С искренней жалостью взирая на окровавленный камзол морского волка, она с радостью согласилась помочь двум раненым незнакомцам.

Юная леди оказалась племянницей лорда Уинсборо, владевшего самой крупной плантацией близ Нассау. Тайком от родных девушка предоставила Бладу часть своей комнаты и ухаживала за ним, как ухаживала бы за любым несчастным умирающим созданием. Капитан порой приходил в сознание, порой бредил, произнося имя своей возлюбленной Арабеллы. Мало-помалу мужественная красота больного и юношеская восторженность сиделки сделали своё дело, и она влюбилась в него окончательно и бесповоротно. К тому времени Волверстон уже покинул гостеприимный дом, поселившись в построенной им хижине на берегу. Поэтому последующие события он описывает со слов самого капитана, в мозгу которого сохранились лишь обрывочные воспоминания об этом периоде его жизни. Прошло чуть более месяца, и однажды Блад сообщил, что достаточно здоров, чтобы покинуть дом и не досаждать более своим присутствием. Юная красавица, заливаясь слезами, выбежала вон из комнаты, в которую некоторое время спустя ворвался разъярённый хозяин. Ничего не подозревавший капитан поклонился, намереваясь поблагодарить за оказанное гостеприимство. Но плантатор в ответ лишь разразился грубой бранью и в весьма категоричной форме заявил, что он никогда не согласится на брак своей племянницы с пиратом, даже зная, что та ждёт от него ребёнка. Ошеломлённый Блад не знал, что сказать. Утверждая, что ничего не помнит, он скомпроментировал бы девушку, обвинив её в том, что она просто воспользовалась тем состоянием, в котором он находился. Согласившись, он признался бы в том, чего не совершал, во всяком случае, находясь в здравом рассудке. Поэтому капитану оставалось лишь молча выслушать все угрозы и удалиться, предупредив находящегося в бешенстве господина, что он, несмотря на состояние здоровья, отлично владеет шпагой и именно поэтому не желал бы кровопролития. Господин, наслышавшись о приключениях морского разбойника, счёл его доводы вполне разумными и даже предоставил в его распоряжение лодку, втайне надеясь, что обидчик будет проглочен морскими волнами. Вернувшись на Тортугу, Блад провёл некоторое время на острове, а затем, ещё не оправившись от контузии, направился в то самое злополучное плавание. Именно тогда он и потерпел очередное крушение, попав на корабль дона Жуана де ля Фуэнте. Заинтересовавшись этой историей, я решила остаться в Бриджуотере ещё некоторое время и посвятить расследованию судьбы капитана часть своего отпуска. В той же самой библиотеке мне попались воспоминания некоего мистера Джеффильда, в течение десяти лет бывшего помощником губернатора Нью-Провиденс. В них он сообщает, что племянница одного из плантаторов, мисс Дженнифер Марианна Черчилль, была поспешно выдана замуж за полковника Брэдфорда. Полковник, человек в годах, известный своей храбростью и многочисленными военными победами, прибыл в Новый Свет после того, как оставил службу. Со слов Джеффильда, его отставка явилась следствием тяжелейшего ранения в битве у реки Бойн, и полковник не раз говорил ему о том, что у него, возможно, никогда не будет детей. Однако вскоре после свадьбы у молодых родилась дочь. Миссис Брэдфорд, дотоле тосковавшая, повеселела и нашла своё счастье, посвятив себя девочке, которая, по мнению Джеффильда, нисколько не напоминала своего отца ни внешностью, ни характером. Окончательно убедившись в существовании внебрачной дочери капитана Блада, я углубилась в изучение других рукописей, находящихся в музейной библиотеке, и мне удалось найти действительно интересные факты, относящиеся к судьбе этой удивительной и неординарной женщины. Результаты своего расследования я имею смелость представить вам в этой книге. Возможно, мой английский недостаточно совершенен, чтобы досконально уяснить себе все подробности, но хотелось бы верить, что, если где-то я и отступаю от истины, то лишь в незначительнейших мелочах.