Сжигающая боль в груди,
В глазах — мельканье белых крылий,
И чьи-то руки впереди
Из жизни дверь мне растворили.
За нею нет земных дорог,
Не знаю я, — там сон иль бденье…
Как страшно перейти порог!
И что за ним? — полет? паденье?..
Ответов нет. А боль острей,
Метелью стали крыл мельканья…
О, поскорей бы, поскорей
Прервался ужас ожиданья!
Откройтесь, бездна или твердь,
Коль срок настал покинуть землю! —
Я принял жизнь, приму и смерть,
Но страха смерти не приемлю.
Было в комнате только одно
Чуть серевшее в мраке окно,
Но — луна показалась едва —
Неожиданно стало их два.
Лунный луч в серебристом огне
Прилетел и прижался к стене,
И раскрылась стена, и за ней —
Легкий танец прозрачных теней.
За окном настоящим слышны
Говор, смех, переплески волны,
А за лунным окном — тишина
Глубока, безмятежна, ясна.
Где мой мир? За каким он окном?
В надоедливом шуме земном
Или в светлом молчаньи луны
На холодном экране стены?
Пусть стена преграждает мой взгляд, —
Для мечты не бывает преград,
И купаюсь я в лунной тиши,
Как в стихии, родной для души.
В темнице сыро. Ладога туманна,
Туманен узника бездумный взгляд…
Из люльки — мимо трона — в каземат, —
Таков удел шестого Иоанна [107].
Он здесь давно живет под кличкой бранной
Забавой для тюремщиков-солдат,
Без мысли и без чувства автомат,
Полумертвец с улыбкой постоянной.
Здесь жизнью сказка начата с конца, —
Здесь не Иван-дурак до царского венца
Достиг путем удачи иль обмана,
Судьбы неотвратимая рука
Здесь превратила в куклу, в дурака
Несчастного Царевича Ивана.
Яснее вижу в темноте
Всё, что когда-то видел в свете,
Но впечатления не те
Теперь дают картины эти.
Как будто был я близорук,
И мне теперь очки надели, —
Всё так отчетливо вокруг,
Всё так, как есть на самом деле,
И даже больше, — суть идей
И чувств теперь я глубже вижу,
Кого любил — люблю сильней
И никого не ненавижу.
Помнишь дом времен Елизаветы, —
Прихотливо выгнутый фасад,
Временем как будто не задетый,
Хоть построен двести лет назад?
Помнишь толщу крепких стен старинных,
Старых комнат горделивый вид?
В полутемных переходах длинных —
Помнишь коридор — «аппендицит»?
Помнишь — в этой путанице сложной —
Памятник давно отцветших лет,
Пережиток роскоши вельможной —
На алтарь похожий кабинет?
Только крюк от веницейской люстры
Сохранил там купол-потолок,
И, в окно влетая, ветер шустрый
Хрусталем звенеть уже не мог,
Там колонны стройные попарно
Разошлись по четырем углам,
Пахло былью там высокопарной,
Несозвучной нашим временам.
Но для нас уютно и красиво
Было там, — мы жили там вдвоем,
Жили просто, ласково, счастливо,
Хоть в отчизне ширился разгром…
Пусть года промчались, но доныне
Помним мы так ясно, как вчера,
Как часы стучали на камине,
Как текли в беседах вечера,
Как огонь в камине, вечно весел,
Исполнял свой танец боевой,
Как в объятьях мастодонтов-кресел
Так уютно было нам с тобой,
Как колонны мрамор глянцевитый
Золотило солнце по утрам,
Как отец — насмешник сановитый —
Заходил побалагурить к нам,
Как кипел кофейник на спиртовке,
Как вдвоем… да нужно ль говорить?
Наш алтарь в хоромах на Покровке
Нам с тобой до гроба не забыть!
Рождавшейся Империи столица —
Санкт-Петербург — Петрополь — Петроград —
Лишь при Империи Ты мог родиться
И вместе с ней Ты встретил свой закат.
Два века роста, пышного цветенья, —
Архитектуры праздник над Невой,
Расцвет искусств, науки, просвещенья,
Поэзии и чести боевой!
Два века славы, блеска и покоя,
Немногих перемен, недолгих гроз!
Жизнь, как Нева, не ведала застоя,
Ты, град Петра, все украшаясь, рос.
Но славы вековой умолкли хоры,
Империя приблизилась к концу,
И прогремели выстрелы с «Авроры» —
Салют прощальный Зимнему дворцу…
Ты имени лишен, но Всадник Медный
Руки не опустил, — придет пора, —
Разгонит он рукой туман зловредный
И впишет вновь на картах: Град Петра.
