Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе

Name: Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе
Author: Мережковский Дмитрий Сергееевич--

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе, Мережковский Дмитрий Сергееевич-- . Жанр: Поэзия. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bazaknig.info.

Жанр: Поэзия и драматургия / Поэзия

Название: Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе

Автор: Мережковский Дмитрий Сергееевич

Дата добавления: 15 январь 2020

Количество просмотров: 322

Читать онлайн

Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе читать книгу онлайн

Антология поэзии русского зарубежья (1920-1990). (Первая и вторая волна). В четырех книгах. Книга пе - читать бесплатно онлайн , автор Мережковский Дмитрий Сергееевич

Первая книга антологии дает широкую панораму поэзии старшего поколения русской эмиграции: от главных представителей русского символизма — Д. Мережковского, Вяч. Иванова, З. Гиппиус до старейшего представителя второй волны русской эмиграции Д. Кленовского. Большая часть имен этой книги хорошо известна русскому читателю, в том числе И. Бунин, В. Ходасевич, М. Цветаева, И. Северянин, — но многие прочно и незаслуженно забыты даже литературоведением русского зарубежья. В этом томе читатель найдет стихи Л. Бердяевой (жены философа), А. Кондратьева, Ю. Терапиано, А. Присмановой и многих других.

В антологию включены произведения, созданные поэтами только в эмигрантский период творчества.

Издание рассчитано на широкий круг читателей, а также может служить учебным пособием по литературе русского зарубежья.

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

ВПЕРЕД

Перейти на страницу:

Стефан Малларме

«Чахотка ныне гения удел!

В окно больницы льется свет потоком,

День, может быть последний, догорел,

Но ангел пел нам голосом высоким.

Блуждали звезды в стройной тишине,

Часы в палате медленно стучали.

Лежать я буду: солнце на стене,

На белой койке и на одеяле.

Я в этом пыльном городе умру,

Вдруг крылья опущу и вдруг устану,

Раскинусь черным лебедем в жару,

Пусть смерть в дверях, но я с постели встану:

Я двигаюсь, я счастлив, я люблю,

Я вижу ангела, я умираю,

Я мысли, как корабль вслед кораблю,

В пространство без надежды отправляю.

Вот солнцем освещенный влажный луг,

Вот шелест веток, паруса движенье…»

Поэт очнулся. Он глядит — вокруг

Коляски, шум. Сегодня воскресенье.

Цветут каштаны — о, живой поток!

Цветут акации — о, цвет любимый!

Он шел, он торопился на урок,

Озлобленный, усталый, нелюдимый,

Остановился где-то сам не свой —

Дух дышит там, где хочет и где знает —

Какая тема странная: больной

В общественной больнице умирает.

«Все, что было, — как много его и как мало!..»

Все, что было, — как много его и как мало!

Ну, а память, магическая игла,

Пестрым шелком узоры по белой канве вышивала,

Возбуждала, дразнила, манила, звала.

«Эти годы»… и вдруг: где теперь эти годы? [101]

Под мостами вода навсегда утекла,

И остались одни арок гнутые своды,

Серый камень, чужая парижская мгла.

И когда-нибудь скажут: «Их время напрасно пропало,

Их судьба обманула, в изгнанье спасения нет».

Да, конечно! Но все же прекрасное было начало —

Радость. Молодость. Вера. И в сердце немеркнущий свет.

Николай Белоцветов

«С тем горьковатым и сухим…»

С тем горьковатым и сухим,

Тревожащим истомой темной,

Что расстилается, как дым,

Витая над моей огромной,

Моей покинутой страной

С протяжной песней сиротливой,

В седую стужу, в лютый зной

Перекликаясь с черной нивой,

С тем, что рыдает, как Орфей,

О Эвридике вспоминая,

С тем ветром родины моей

Лети, печаль моя ночная.

«Распахнутого, звездного алькова…»

Распахнутого, звездного алькова

Широкий взмах. Как призрачно лучи

Расходятся. Как мечется свечи

Немой язык в тревоге бестолковой.

Такого задыхания, такого

Томления!.. Трещат дрова в печи.

Кривится месяц, брошенный в ночи, —

Пегасом оброненная подкова.

Возьмем ее на счастье. Может быть,

Когда ее повесим мы над ложем, —

Так иногда и мертвых мы тревожим —

Да, может быть, удастся позабыть

То черное слепое средоточье.

И минет ночь. И минем вместе с ночью.

«Кадила дым и саван гробовой…»

Кадила дым и саван гробовой,

Наброшенный на труп окоченелый

Земли-Праматери моей, и вздохи

Метели-плакальщицы над усопшей,

И каждый вечер со свечой своей,

Уж оплывающей и чуть дрожащей,

Читает месяц, как дьячок смиренный,

Над отошедшей Матерью молитвы.

Обряда погребального никак

Не заглушить рыданием надгробным.

О, если б мог я полог приподнять

И ухом к сердцу Матери прижаться,

То я бы понял, с ней соединившись,

Что для нее я — только краткий сон,

Воспоминанье образов минувших.

Читая звезд немые письмена,

Припомнила меня, и я родился

В ее душе, и так как по складам

Она меня читает, развернулся

Во времени судеб неясный свиток,

И вот живу, пока судьбу мою

Она в слова бессвязные слагает.

А прочитает их, и я умру,

И в тот же миг бесплотным стану духом

В эфире горнем, в тверди безграничной.

Такие думы посещают ум,

Когда блуждаю, маленький и слабый,

В дни Рождества по неподвижным дланям

Праматери усопшей и смотрю,

Как тощий месяц бодрствует над телом,

Качая оплывающей свечой.

«В твоем краю голодных много мест…»

В твоем краю голодных много мест

И много рук протянуто за хлебом,

Но убаюкан бездыханным небом

Монахинь-мельниц сухорукий крест.

Такой же крест в душе твоей просторной.

Небесный ветр ворочает его,

Весь день поет, размалывая зерна.

Но им не надо хлеба твоего.

«То был высокий род, прекрасный и державный…»

То был высокий род, прекрасный и державный.

То был сладчайший плод. То был тишайший сад.

То было так давно. То было так недавно.

Как мог ты позабыть и не взглянуть назад!

Когда и зверь лесной те зори вспоминает,

Когда в любом цветке призыв молящих рук.

А судорога гор! Их сумрачный недуг!

Не вся ль земная тварь и страждет, и стенает!

Но ты, ты позабыл ту горестную тень,

Тень праотцев твоих, и грозный час расплаты,

И первый темный стыд, и первые раскаты

Карающих громов, и первый серый день!

ВПЕРЕД

Перейти на страницу:

Рекомендуем к прочтению

Мысль, вооруженная рифмами

Воскресшая жертва

Там, где был счастлив

Четыре вечера на мертвом корабле

Толковый словарь русского языка

Воскресшая жертва (сборник)