(Холст и краски берет Христолюбов. Улыбается, будто со сна. Отвертывается от толстогубых пьяниц. Яркий свет. Тишина.)
Все рассужденья к черту!
Слыша
Лишь сердца собственного стук!
Черты
Угасшие, мальчишьи,
В нем в этот миг
Проснулись вдруг.
И, губы выпятив упрямо,
Чуть-чуть насупливая бровь,
Перед собой глядел он прямо,
Сощурившись…
И вновь и вновь
Лицо из мрака выплывало
И гасло на холсте его,
Мелькало, пряталось.
Сначала
Совсем оно было мертво.
Но он
Привел его в движенье,
Дыханьем наделил.
И вот
В нем появилось выраженье,
Уже казалось, что живет,
Себя
Над прежним мраком
Выся,
Та голова — светла, бела,
Но тут
Скользнула хитрость лисья,
Глаза неслышно повела.
И ясно стало, что непрочно
Ее на свете бытие
И что давным-давно порочна
Тень возле слабых губ ее.
И как ни путал,
Снова дивой,
В густой опутанная дым,
Дразнясь улыбкою блудливой,
Печальной,
Хитрой
И красивой,
Она вставала перед ним.
Спокойней.
Вот она! Еще бы!
…Но очи норовили вкось
Глядеть.
И что-то вроде злобы
В них скрытым пламенем зажглось.
Как ни старался —
Больше, резче
И с каждою минутой злей,
Уже совсем не человечьи,
Глаза грозились.
Всё темней,
Всё глуше становились.
С маху
Он ворот расстегнул,
И злей,
Неутомимо, словно птаху,
Ее гонял среди ветвей.
Ага!
Не увильнешь!
Попалась!
Казалось, что преграды нет,
Лишь только
Тронуть кистью малость —
И отовсюду
Брызнет свет.
Он отошел взглянуть.
Тут что-то
Произошло —
Смешна, пуста,
Вся раскрасневшись,
Полорота,
На Христолюбова с холста
Глядела дура…
— Этак! Вона
Куда пошло! Ну, так и быть,
Держись-ка, ведьма! —
И с разгона
Он начал рыло кистью бить.
И в ножевых багровых ранах,
Всё в киновари, как в крови,
Оно свалилось…
……………………………….
…Выпь в туманах
Вопила: «Догоняй! Трави!»
Куда бежал? Чего искал он
На улицах?
Родных?
Народ?
Под непомеркнувшим оскалом
Луны, угрюмой от забот,
Кипела облачная пена…
И песня слышалась вдали:
С работы шла ночная смена,
С большой работы
Люди шли.
Уверенно вперед шагали
По смутным улицам они,
И песню
Повторяли дали
Про «Волочаевские дни».
Мост строили. Огни горели.
И под моторов долгий храп,
Свистя,
Летали на качели
Тела литых чугунных баб.
Мост строили…
Он всё забросил: кисть, палитру,
Друзей,
Не в шутку, а всерьез.
«Погибну, думал,
Но не вытру
Воспоминанья горьких слез».
Разлучено навек с румянцем,
Лицо тускнело.
Стороной
Он шел угрюмым оборванцем
В заздравный шум
И чад пивной.
В шальных огнях стучали кружки,
Обнявшись, плакали подружки,
Кричали «здравствуйте!» ему,
«Субботу»
Пело сорок пьяных,
И в розах оспенных, румяных
Плясала в сумрачном дыму
Слепая рожа баяниста,
И сладко,
Горестно
И чисто
Баян наяривал вразлет,
И ждали воры в дырах мрака,
Когда отчаянная драка
В безумье очи заведет,
И взвизгнет около Вертинский,
Метнет широкий ножик финский,
И (человечьи ли?) уста,
Под электричеством оскалясь,
Проговорят:
— Ага, попались
В Исуса,
Господа,
Христа!
В пивной неукротимой этой
Был собран всё народ отпетый,
И выделялись средь толпы
Состригшие под скобку гривы,
Осоловевшие от пива,
От слез свирепые попы!
Вся эта рвань готова снова
Былым коням
Сменить подковы,
У пулеметов пузом лечь,
С батьком хорошим
Двинуть в поле,
Было б оружье им да воля —
Громить,
Расстреливать
И жечь.
Мешки у нижних век набухли,
У девки пышно взбиты букли:
— Пей, нелюбимая, дотла! —
Звенит стекло в угаре диком.
— Так спой, братишка,
Гоп со смыком,
Про те ль подольские дела.
(Вспомним про блатную старину,
да-да.
Оставляю корешам жену,
да-да.
Передайте передачу,
Перед смертью не заплачу,
Перед пулей глазом не моргну!)
А утром серым,
Красногривым,
Когда по прибережным ивам
Вкось,
Встрижь проносится, змеясь,
И на широких перекатах,
У самых берегов покатых
Лениво плещет рыба язь,
Шел Христолюбов в гости.
Дома
Не заставал хозяев:
— А!
Знать не хотят! —
Возле парома
Жил бакенщик.
Спешил туда…
И в шалаше, средь старых весел,
Со стариком,
Тоску забросив,
Из чашки пил кирпичный чай,
Ругал весь свет, просил деньжонок
Дать в долг…
Средь юных трав саженных
Шумел веселый,
Пыльный май,
Сирень еще не воссияла
Во всем бессмертии своем.
А Христолюбова гоняло
По улицам…
………………………
Голос
Ну, как живем?
Христолюбов
С кем честь имею я?..
Голос
Так скоро…
Стал забывать друзей давно?
Не затеваешь разговора…
Рад иль не рад?
Христолюбов
Мне всё равно.
Голос
Скажи, какое безразличье!
Ты неужель забыл, земляк,
О том, как вместе жили, как
Зорили вместе
Гнезда птичьи?
Как на Гусином перекате
Рыбачили…
Христолюбов
Я рад!
Я очень, очень рад!
Давно мне радость незнакома.
Давай представимся вдругорядь.
(Протягивая руку.)
Художник…
Смолянинов
Секретарь парткома.
Смолянинов
Да!
Ты помнишь ли? Лет десять
Тому назад я в комсомол
Вступил…
И право, если взвесить,
То было не случайно. Гол
Был мой отец…
Но бросим это.
Гляди, Игнатий, сколько света
И зелени,
Как край богат,
Как эти флаги реют гордо,
И как величественно,
Твердо
Стоит текстильный Комбинат.
Что было раньше здесь? Крылечки
Хибарок…
Цвел шиповник дик,
И доносились из-за речки
К нам завывания шишиг.
А ныне?
Не глухим каликой
Стал старый, сонный город наш.
Текстиль!
За это жизнь отдашь —
Он создан партией великой.
Христолюбов
Всё это, друг, старо.
Христолюбов
Всё это басни.
Смолянинов
Если б я
Услышал от кого другого…
Христолюбов
Вновь повторяю, не тая —
Всё это басни!
Смолянинов
Басни? Ну-ка,
Попробуй,
Вздумай,
Докажи,
Что Комбината этажи
Лишь вымысел один…
Христолюбов
Не штука
То отрицать, чего уж нет,
Иль то, что не возникло…
Я же
Клянусь тебе —
Пусть трижды даже
Твой Комбинат стоит, одет
В молву и присказки, но всё же
Его не существует…
Смолянинов
Эк!
Куда хватил ты!
Христолюбов
И похоже,
Он не был вовсе…
Смолянинов
Что ж он, по-твоему?
Христолюбов
Он? Пар!
Послушай,
Ты поверить можешь
В то,
Чтоб угасший полдень ожил
И возвратился прежний жар?
Чтоб вдруг согбенная старуха
Предстала девой?
Дряхлый пес
Залаял звонко
И до слуха
Нам пенье бабок донеслось?
Чтоб жизнь вся снова стала ими,
И в золотом,
В горчичном дыме,
По-псиному разинув рты,
Торчком,
С глазами кровяными
Восстали поздние цветы?
И тыщи отблесков минувших,
Не сгинувших, а лишь заснувших
Мелькнули всюду?..
Отвечай!
Поверить можешь в заблужденье?
Не можешь?
Ну, мое почтенье!
Мне некогда с тобой.
Прощай!