Сварогов

   Где ты жил и где ты пал?

   Локон женщины прелестной

   Не был Дмитрию так мил,

   Как твой хвост, товарищ честный!

   Хвост твой Дмитрий сохранил.

   Ты средь бурь и непогоды

   Был надежнее людей...

   Конь, ты редкой был породы, --

   Не изменник, не злодей!

   XVI

   Но уже играли скрипки

   И оркестра шум порой

   Покрывал, что голос гибкий,

   Вьолончели звучный строй,

   Человеческий тот голос

   Одинок был и силен.

   Словно море с ним боролось,

   И в стихии звуков он

   Выделялся бурно, страстно

   В хоре волн, громовых нот,

   В свисте флейт, где в хор согласный

   Слит с гобоем был фагот.

   Пред оркестром у барьера,

   Прислонясь, Сварогов стал.

   Перед ним -- толпа партера,

   Лож сверкающий овал.

   ХVII

   Залы пестрая громада,

   И громадна, велика,

   В ней толпа от стульев ряда

   Подымалась до райка.

   Взрыв порой рукоплесканий,

   Шум входивших на места,

   Жар от тысячи дыханий,

   Духота и теснота.

   Муравейника тревога,

   Говор, звуки и слова, --

   Дмитрий чувствовал немного,

   Что кружилась голова.

   Мнилось, в этой зале душной

   Надвигался ряд на ряд...

   Посторонний, равнодушный

   На себе ловил он взгляд.

   XVIII

   Став лицом перед толпою,

   Вспомнил он, как трудный путь

   Он пробил в ней тяжко, с бою,

   В жаркой схватке грудь на грудь.

   В вихре жизни безрассудной

   Все, что мог, отдав другим,

   Он приехал в город людный

   С кошельком совсем пустым.

   И когда б не воли сила,

   Не упрямство смелых дум, --

   В нем толпа бы раздавила

   Личность, душу, сердце, ум...

   Оступись лишь, став ошибкой,

   Ослабей, -- и смят врагом!

   Но Сварогов вскользь, с улыбкой,

   Осмотрел театр кругом.

   XIX

   В этих креслах, в ложах, в стале

   Та же пестрая толпа.

   Первый ряд, и в нем блистали

   Лысых "римлян" черепа.

   В ложе Бетси Бирюкова,

   С ней супруг, вельможный князь.

   Вот графиня Ушакова,

   Никсен Сольским занялась...

   В бельэтаже нимфы, феи...

   И голов все меньше ряд,

   А в райке совсем пигмеи

   Копошатся, говорят.

   В хрусталях дробя сиянье,

   Озаряет люстры свет

   Это пестрое собранье

   Декольте и эполет.

   XX

   Пел оркестр. Под такт мотива

   Дмитрий тихо вышел вон.

   -- Виноват! Pardon! Учтиво

   Сквозь толпу пробрался он.

   В дымном облаке "курилки"

   В тусклой зале, где буфет,

   Разговор был слышен пылкий.

   Толковали про балет.

   Два балетных журналиста,

   Стоя с рюмкой коньяка,

   Спорили весьма речисто

   Про пуанты, сталь носка...

   Возле них вел спор упрямо

   С фраком вышитый мундир.

   -- Устарел балет! но драма...

   -- Да, Шекспир!.. Ах, что Шекспир!

   XXI

   О, театр Александрийский,

   Где диктаторски царят

   Карпов, Гнедич исполинский,

   Драматургов славных ряд,

   Где Крылов венец лавровый

   Получил от мух и муз,

   Где освистан с пьесой новой

   Эхов пал, придя в конфуз, --

   Беллетрист велики Эхов,

   Наш Гюи де Мопассан,

   Что средь славы и успехов

   Получил в кредит свой сан!

   Презрим рока вероломство! --

   Оправдав надежды вдруг,

   Даст шедевр его потомство,

   Хоть не он, так сын и внук.

   XXII

   О, театр Александрийский,

   Где артистов гибнет дар,

   Где madame Неметти-Линской

   Водворен репертуар!

   Там, не слушая резонов,

   Пустячки порой играл

   Наш талантливый Сазонов,

   "Первой Мухи" генерал.

   Там, преклонных лет не выдав,

   Также Савина мила,

   И с Мичуриной Давыдов

   Не творят добра и зла.

   Там давно по воле неба

   Превосходно заменен

   Исправлявшим должность Феба

   Аполлонским--Аполлон.

   XXIII

   Драматический в столице

   Есть еще Theatre Michel.

   Там на перце и горчице

   Пьес французских вермишель.

   Хороша артистка эта,

   Хороша артистка та,

   Но едва ли нимф балета

   Превосходит Бадетта.

   Есть театр -- литературно-

   Артистический театр.

   Там Яворской плещут бурно,

   В Холмской прелесть Клеопатр.

   Там ростановская пьеса,

   В черном фраке Кор-де-Ляс,

   И Суворин гром Зевеса

   Там рукою мощной тряс.

   XXIV

   Есть легенда. По столице,

   Бросив здания фронтон,

   В театральной колеснице

   Ночью ездит Аполлон.

   Ездит Феб, зовет и свищет,

   И напрасно кличет муз,

   И напрасно драму ищет,

   Приходя совсем в конфуз.

   Наконец, сломавши спицу

   В захромавшем колесе,

   Он сажает в колесницу

   Отеро в нагой красе.

   -- Что ж! Не муза -- все же дама!

   Говорит, смеясь, плут он

   И к Кюба увозит прямо

   Прозерпину, как Плутон.

   XXV

   Нашу оперу ценю я.

   Вот Чернов де Корневилль,

   Вот и Долина -- статуя...

   Кто с ней? Тартаков, не вы ль,

   Наш певец ерусалимский?

   Но, хваленье небесам,

   Корсаков наш -- прямо Римский,

   А Кюи -- тот Цезарь сам!

   Вдохновенные кучкисты

   Совершили ряд побед,

   Наши дивы голосисты,

   И в певцах не вижу бед.

   Будем петь, пока поется!

   У меня же скверный слух

   И нередко мне сдается

   Вместо Фигнера -- петух!

   XXVI

   О, Медея! Всех растрогав,

   Пой под звуки лир, цевниц!..

   Пение любил Сварогов

   И особенно -- певиц.

   Нравились ему дуэты.

   Говорил шутливо он:

   "Если бы морально это,

   Я б хотел иметь двух жен.

   Двух: контральто и сопрано,

   И, конечно, в цвете лет.

   Хорошо под фортепьяно

   Слушать дома их дуэт.

   Та блондинка, та брюнетка,

   Роль Амнерис и Аид...

   Но концерт такой нередко

   Для семьи -- совсем Аид!

   XXVII

   Но в театр вернемся. В позе

   Скучной Дмитрий там стоял,

   И гремел в апофеозе

   Заключительный финал.

   Дмитрий уж одеться вышел,

   Вдруг, настигнутый судьбой,

   Быстрые шаги услышал

   В коридоре за собой.

   Ручка женская в перчатке

   На плечо легла ему...

   От предчувствия, догадки,

   Сам не зная почему,

   Дмитрий вздрогнул... В самом деле,

   Точно, Нина! Как бледна!

   Нервно, с легкой дрожью в теле,

   В мех свой куталась она.

   XXVIII

   -- Что ты? -- Тише, ради Бога!

   Я должна предупредить...