Первородство
Первородство читать книгу онлайн
С Леонидом Мартыновым издательство «Молодая гвардия» соединяет давняя дружба. Десять лет назад в «Молодой гвардии» вышла тоненькая книга новых стихов Леонида Мартынова.Книга эта —со скромным названием «Стихи» — имела исключительный успех у читателей и критики — за короткое время выдержала два издания и была переведена на зарубежные языки.«Раскрывая ее страницы, — писал в газете «Из вестия» поэт Владимир Луговской, — читатель сразу попадает в мир, полный неожиданностей и чудес, на селенный то необычными существами — добрыми волшебниками, рассказывающими о тайнах жизни, топростыми мудрыми людьми, повествующими о самых обыденных вещах, но так интересно, так увлекатель но и... так современно.В лучших стихах поэта ощущается богатая душа советского человека, многообразие его чувств. Гор дость за нашего современника, творящего, мысляще го, идущего непроторенными путями, делающего чу деса и достойного этих чудес, составляет краеуголь-ный камень творчества Л. Мартынова... Герои Л. Мартынова так же поэтичны, необычны, как и сам поэт. И все же это обыкновенные советские люди».В этом году замечательному русскому поэту испол нилось шестьдесят лет. К этой дате мы и приурочили наше новое издание стихов Леонида Мартынова.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
1 ы не имеешь на это права
В ночь, когда ветер восточный — трубач
Трубит долгий сигнал ледостава».
Слушай!
Вот мой ответ —
Реки Тишины нет.
Нарушена тишина.
Это твоя вина.
Нет!
Это счастье твое.
Сам ты нарушил ее.
Ту глубочайшую Тишину.
У которой ты был в плену.
101
НУВШИННА
Цвела кувшинка на Руси...
В пруду, где дремлют караси.
Купался ты. И вдруг она
Всплыла, как будто бы со дна.
И ты спросил ее во тьме:
— Цветок! В своем ли ты уме?
А если я тебя сорву?
— Сорви! Не бойся. Оживу!
...Кувшинкам трудно — до вершин.
Кувшинкам хочется в кувшин,
Хотя бы очень небольшой,
Но с человеческой душой.
102
ПИРЕТРУМ
Всю страсть, которая имелась,
И всех своих желаний зрелость
Он отдал вам. А где их целость?
Вы точно черная монашка.
...Так, черноморская ромашка
Качается под знойным ветром,
А получается —
Пиретрум!
103
СПОР
— Искусство — это подвиг! —
Я убеждал сестру. —
Искусство — это подвиг! —
Она в ответ:
— Умру!
— Нет, не умрешь! Ты сильной,
Сказал я. — быть должна! —
А день был душный, пыльный...
Крутые времена!
104
РАВНОПРАВЬЕ
Я знаю.
Что женщины
Тоже крылаты.
Мне ведомо это —
Ведь я не ребенок.
За матриархатом
Был век амазонок.
Кому ж равноправье свое отдала ты?
Открою глаза
И увижу я тотчас
Бесстрашных разведчиц
И яростных летчиц.
Густые леса и святые пустыни
Расскажут, какие у нас героини.
И были они и останутся явью.
А ты?
Где оно?
Где твое равноправье?
Зачем в обнаженный комочек ты сжалась,
Держась лишь за праве на слабость и жалость?
Ведь ты ж величава. Ответь не лукавя,
Кому отдала ты свое равноправье,
105
Ссылаясь на слабость и нежность здоровья?
Ведь ты же его заработала кровью.
А летчицы
В небе летают и ныне,
Актрисы
По сцене идут, как богини.
Ты знаешь про это.
Я был твой поклонник,
Я был твоего равноправья сторонник.
Я им и остался.
При чем же здесь сонник,
Свеча и обличие карточной дамы?
Ведь ты же была героинею драмы!
106
В МИРЕ СОРНЫХ ТРАВ...
За горизонтом,
В мире сорных трав,
Где блещут солонцовые плешины,
Лежат ничком старинные машины.
Старинные....
Сказавши так, я прав.
Агрикультура знает много тайн.
Таинственен и сложен чрезвычайно
И вовсе не походишь на комбайн
Ты, предок современного комбайна!
Не лошадьми ль толкаемый вперед,
Возник из австралийского ты зноя?
Австралия!
Там все наоборот!
А вот еще чудовище иное:
Котлы, каких не видывал и ад, —
К их тяжким чревам ржавчина пристал
Вы не жалели черного металла,
Конструкторы, полсотни лет назад!
И напролом ломилась эта сила,
Как будто паром был он сыт и пьян.
Такой Ойль-Пуль.
И вот его могила,
107
И шелестит вокруг него бурьян!
Здесь.
За холмами,
В мире сорных трав.
Где над солончаковою плешиной
Крушины ствол возвысился, коряв.
Стою я перед мертвою машиной
И отхожу, ни слова не сказав.
Но думаю:
Всегда бывает так!
Еще недавно твердь под ним дрожала.
Все грохотало
И толпа зевак.
Ликуя, как за чудищем, бежала.
И вот теперь
На грани роковой
Лежит недвижен, ржав, тяжеловесен...
А иногда
Бывае! таковой
Судьба людей, идей
и старых песен.
108
ЭРЦИНСНИЙ ЛЕС
Я не таил от вас
Месторожденья руд.
Пусть ваш ласкает глаз
Рубин, и изумруд,
И матовый топаз,
И золотой янтарь,
Я звал вас много раз
Сюда —
Недавно,
Встарь!
Я говорил, что дик
Мой отдаленный край.
Я говорил: — Язык
Деревьев изучай! —
Я звал вас много раз
Сюда, в Эрцинский лес,
Чьи корни до сердец,
Вершины до небес.
Я звал вас много раз
И на степной простор,
Где никогда не гас
Пастушеский костер.
Я звал вас в пыльный рай
109
Необозримых стад.
Делить все, чем богат,
Я был бы с вами рад!
Но посылали вы
Сюда лишь только тех,
Кто с ног до головы
Укутан в темный грех.
Ведь правда было так?
Труби, норд-ост могуч.
Что райских птиц косяк
Летит меж снежных туч!
Косяк безгрешных душ
Ему наперерез.
Пути, зима, завьюжь!
В снегах Эрцинский лес.
В снегах Эрцинский лес,
В снегах Эрцинский лес,
Чьи корни до сердец,
Вершины до небес!
110
МЕТЕЛИ НАЛЕТЕЛИ
Метели
Налетели,
Окошки запотели,
Пупырышки на теле...
Мы скорбны, мы угрюмы,
Я знаю ваши думы,
Когда морозный сон
Сошел на стадион, нагой, как полигон.
И стынут на бульварах, оградах и заборах,
На складах, на амбарах, вокзалах и соборах
Промерзлые пласты звенящей пустоты,
Павлиний хвосты, нет тела у которых.
И сам ты как кристалл, который отблистал.
О ты, студеных скал ничтожная частица,
Во что бы превратиться сегодня ты мечтал?
В мехов пушистый ворох?
— Нет!
В топливо в моторах?
— Нет!
В динамит и порох!
111
ПОДСОЛНУХ
1
Сонм мотыльков вокруг домовладенья
Порхал в нетерпеливом хороводе,
Но, мотыльков к себе не допуская.
Домохозяин окна затворил,
И мне, судьбой дарованному гостю,
Открыл он двери тоже неохотно.
Я понял, что ночное чаепитье
Организовано не для меня.
Я это понял.
Что же было делать?
Вошел я.
Сел к столу без приглашенья.
Густое ежевичное варенье
Таращило засахаренный глаз;
И пироги пыхтели осуждая;
И самопар заклокотал, как тульский
Исправник, весь в медалях за усердье, —
Как будто б я все выпью, все пожру!
— Она приехала! — сказал художник.
И вот я жду: поджавший губки ангел.
Дыша пачулями, шурша батистом.
Старообразно выпорхнет к столу.
112
Но ты вошла...
Отчетливо я помню,
Как ты вошла — не ангел и не дьявол,
А теплое здоровое созданье.
Такой же гость невольный, как и я.
Жена ему?
Нет!
Это толки, враки.
Рожденные в домашнем затхлом мраке,
Ему, который высох, точно посох.
Вовек не целовать такой жены!
Я это понял. Одного лишь только
Не мог попять: откуда мне знакомы
Твое лицо, твои глаза, и губы,
И волосы, упавшие на лоб?
Я закричал:
— Я видел вас когда-то,
Хотя я вас и никогда не видел.
Но тем не менье видел вас сегодня.
Хотя сегодня я не видел вас!
И повторяя:
— Я вас где-то видел,
Хотя не видел...
Чаю?
Нет, спасибо! —
Я встал и вышел.
Вышел на веранду.
Где яростно метались мотыльки.
Ты закричала:
— Возвратитесь тотчас! —
Я на веранду дверь раскрыл широко,
Л. Мартынов
113
И в комнату ворвалось сорок тысяч
Танцующих в прохладе мотыльков.
Те мотыльки толклись и кувыркались,
Пыльцу сшибая с крылышек друг другу,
И довели б до головокружения,
Когда б я не глядел в твои глаза.
2
Не собирался он писать картину,
А вынул юношеские полотна
В раздумий: нельзя ль из них портянки
Скроить себе? И тупо краску скреб.
Затем его окликнули соседи.
Надевши туфли, он пошел куда-то.
Оставив полотнище на мольберте
И ящик с красками не заперев.
Заманчивым дыханием искусства
Дохнули эти брошенные вещи,
И я — хотя совсем не живописец —
Вдруг ощутил стремленье рисовать.
Тут маковое масло из бутыли
