Когда межа, как семя, проросла
И отодвинута границею другою,
Тогда число — не мера для числа,
Оно осталось только скорлупою.
Оно — угасший угль.
А дымка над золой —
Как бы руин и катастроф куренье,
Гордыня капищ, преданных забвенью,
И Пифагора жертвенник пустой.
Так восходил в бесцветно-ясной выси,
Так в хладе волхвования блистал
Скупого обелиска древних чисел
Граненый и насыщенный кристалл…
Тогда монархия простерла над веками
Свой скипетр тягостный, свой ум и знамя,
Свой жадный Рим, свой чванный Вавилон,
Кристаллы чисел, кодексов, корон.
Алхимики огонь вздували в горнах,
И закипала в пузырях реторт
Чума, подобная костям холопов черных,
И черный мор, и ненависть, и черт.
Пары взрывались, словно мгла седая,
Взлетал язык огня, как готики язык,—
И восходил кристалл, ясней, чем смертный крик
Он страшен был, в реторте оседая.
Кристаллом грузным упадал на дно
Во чреве колбы, в скляннице прозрачной
Гомункул чисел — тот урод невзрачный,
Которому развиться не дано.
И мудрость матерью бродила черной
С сухим, как гостия, и жарким животом,
Отравленная зельем наговорным,
Мистическим охваченная сном.
Она брела, как сон и паранойя,
Сомнамбулой скользила неживой,
Число, как деспота, на щит вздымая свой,
Над дыбою, над всей землей чумною.
Число — монарх, оно идет на троны,
Являет чудеса и совершает суд.
Столицы замкнуты, и замкнуты законы,
И в знаки чисел входит абсолют.
Число — как обелиск незыблемым владыкам.
Но пеплом смерти всё занесено,
И в щели в памятнике их великом
Вонзает стрелку новое зерно.
И откупщик спешит к дворам монаршим,
И феодал свой меч отдать в залог готов,
И страсть властителей — лишь страсть купца,
и вновь
Труба купеческая воет марши,
И корабли полны, и снасть звенит на них,
Они плывут, и скрип пера гусиного
Летит за ними вслед по титлам желтых книг,
Доходы все проверив до единого,
И опозорив, и смутив число,
И уважая то, что возросло,
Что можно взять и что побеги гонит,
Что бьется пульсом в денежном мешке,
Как сердце, взвешенное на ладони,
Как золотой дукат в торгашеской руке.
И числа возрастают всё упрямей,
Всё возрастают, рост определив,
Прилив торгашеских расчетов, их отлив
Шумит на севере и юге над морями.
И раскрываются гроссбухи и моря,
Линейки книг — как синих рейсов лента.
Как бы флотилия, плавучих чисел ряд
Подходит к Корсике из Генуи и Гента.
И дальше, сквозь Ла-Манш, Бискайю,
Гибралтар
Заботливый купец уже везет товар,
Купец предвидит в прозорливом трансе,
Как, взрезав сетку строгого баланса,
К двум Индиям прекрасным, на экватор
Плывут тяжеловесные фрегаты.
Вот четким почерком начерчены нули —
И голову купцу от них вскружило,
Он видит Африку, где золотые жилы
В расщелинах глубоких залегли.
И дальше вписывает почерк бойкий
Фигуры единиц, счислений частокол.
Так караван, построившись, пошел,
Рабы несут клыки кривые, словно двойки.
И был разверст и потрясен весь свет
Живительной грозой противоречий.
Но, в вечном росте двигаясь вперед,
Бессменное коловращенье циклов
Само свергает грань, к какой оно привыкло,
И, поглотив ее, к другой меже идет.
Прыжок растущего и катастроф удары,
Сосредоточие страстей и грозный сдвиг —
И новый берег у реки возник,
И, словно кожа, прорван берег старый.
Мильярды капель связаны в струю,
И сотни струй текут рекой одною,
Меняя каждое мгновенье связь свою,
Волну вздымая, опуская, роя.
Как пульс и ток, число растет в живом,
Само крушит свой мозг, чтоб — бури
отголосок —
В страданьях и в борьбе, меж гроз больших
и грозок
Возникнуть вновь в значении другом.
В ученья книг врывается самум,
Жестокий смерч, рожденный в сердце строгом,
Сухая страсть, итог горячих дум,—
Тень бытия живого и тревога,
Грядущей правды темный, дальний шум,
Ученость Гегеля — как выход на дорогу.
О, чванство Гегеля —
добыча словоблудий
И вышколенный, мертвый марш идей.
Но живы души
у живых людей,
И подлинных людей начало — эти люди.
Ворота в мир распахивает труд,
И входят жизнь и мысль, ведут и классу
служат,
И побежденное в бою оружие —
Ученье Гегеля —
вождю передают.
И мысли, и сердца, и руки в напряженье,
Умы и жизнь идут в одном строю,
Чтоб побороть тревогу всех сражений,
Спокойствие завоевав в бою.
Дух Маркса миру светит на дорогах.
Дух Ленина гремит в земных тревогах,—
Могучим людям он принадлежит,
Он взрывами, летящими в зенит,
Штурмует мир —
и с миром говорит
На языке своей работы строгой.
Ведь, сталь стругая
и дробя руду,
Гоня чугун и выплавляя медь,
Дано труду,
Мир объяснив, его преодолеть.
Стальная мудрость учит делать вещи,
Объединять толпу и раскрывать сердца.
Ей дерзновенности прекрасный дар завещан —
Победная уверенность творца.
Как труд и мысль, познать дела и земли.
О, мир поступков, трудный мир людей,
Я частность отделю, все частности объемля
В единой сложности твоей!
Тебя до дна,
до семени, до края
Всего разъять, твою постигнув суть.
Тебя, как цель, как жертву, я вскрываю,
Но не могу на корень твой взглянуть;
У бытия и мысли сложный путь —
Он, расходясь, свои концы сближает.
Волненьем и страстями свет объят,
Стремится сердце в мир,
чтоб встал он мыслью вскрытым.
Зачатая грозой и динамитом,
Гремит их встреча, как грозы раскат.
Высокий разум гроз.
Гроза, и мысль, и дело.
Рожденная трудом
и вновь берясь за труд,
В горнилах мысли истина созрела,
Она — весь этот мир — руда и грунт,
И железняк, что от загара розов,
И обжигающий химический состав,
И синий до глубин, звенящий ферросплав,
И газолин прозрачнее мороза.
Ты мудростью такою овладей,
Она — показанная в цифрах воля класса,
Который вкладывает мысль свою в каркасы
Строений, созданных людьми и для людей;
И мысль его над всем —
хозяин и диктатор,
Прикажет — так, и верно — будет так.
Он труд и мысль готовит для атак,
Как будто корабли, построив их в кильватер.
И труд, и мысль. Удары землю роют,
Чтоб мудрость и руду добыть из черных ям
Литейщикам и мастерам забоя
И фрезеров и штолен мастерам.
И человек, воспитанный цехами,
Идет к победе, сквозь огонь и дым.
Берет он мудрость класса, словно знамя,
И знамя лучших взвеяно над ним.
Под вопль орудием начерченных парабол,
Под рев работ,
под марш колонн
Он из огня свое выносит право,
Как знамя завершения — закон.
В борьбе явлений ясные законы,
Как будто армия, раскинули бивак,
Остановись для нового разгона,
Для новых дел, и планов, и атак.
Штаб начеку.
Не спят бойцы в дозорах;
И на закон, как на плацдарм, легло
Проектом наступленья и отпора
Всем классом утвержденное число.
И, путь прямой открыв, войска подходят
к цели,
И каждое число утверждено трудом
И сверено в упорном сложном деле,
А дело сверено обдуманным числом,
И над строительством, что землю потрясло,
В свершеньях
и расчетах вырастая,
Проходит, как колонна боевая,
Животворящее могучее число.
1931
Перевод Н. Ушакова