Светильники прекрасны и легки,
Они блестят, как зоркие зрачки,
И, словно грех, неистово горят.
А в темноте не видно темноты.
Ее, как грех, светильник выявляет,
И темнота божественно мерцает.
Познай при свете сущность темноты,
Пусть грех откроет сущность человека.
Суть жадных глаз голодного ребенка,
Который в лавке сладости крадет,
В ростовщике спокойствия налет,
Когда крадет он сотни тысяч рупий.
А в волке, убивающем ягненка,
Жестокость мира этого познай.
И лживость, воплотившуюся в клятвах
Распутницы обманутому мужу.
О, сколько необузданных деяний,
Страстей и стонов, странных завываний
И гула барабанного судьбы.
Из этой бесконечности материй
Рождается энергии всеобщность,
Каскадом по сосудам кровеносным
Бежит и раскрывает в почках жизнь.
Какой соблазн, какая страсть творенья —
И сколько жизней, столько и горенья.
Из жизни грех рожден, а жизнь грехом зачата,
И добродетелью грех называют свято.
Светильник в склепе освещает смерть,
Светильник в храме высветит темницу,
В которой в заключенье Бог томится,
Светильник в доме может тайны скрыть.
Кроваво-красный миг любви священной,
И свет сердец людских – как свет Вселенной.
Светильник первый был от первого греха —
Адам и Ева страсть открыли на века.
Уже не погасить алеющий пожар
И лихорадки лет неутолимый жар.
Любовь не устает сама себя сжигать,
Чтобы из пепла снова восставать.
Ночью безлюдно;
В призрачном свете уличных фонарей
Я сижу в беседке из бугенвиллей,
Любимой беседке моей.
Грустный напев, который
Даже для ветра тяжел,
С ветром меня нашел
И в сердце вошел.
Безлюдно, вокруг никого;
И кажется, что молчанье —
Это по площади
Ног необутых шуршанье,
И кажется, что молчанье —
В тысячу световых лет…
А может быть, нет?!
Росчерк молнии платиновой
По черной бумаге ночи.
В нем оттенок печали и отсвет радости,
И сигнал тревоги людей.
Словно тоскуют о жизни те,
Кто сам ее сделал короче,
А тайна Вселенной распалась
На бесконечность ночных теней.
Это полночь – словно красавица
С черным узлом волос.
Но во тьме
Красота скрывается.
И в душу мою
Врывается
Скупым одиночеством слез…
Песню-жалобу, нежную, горькую,
Ветер ко мне донес.
На стенах пещеры игрою ума
Я высек зверей, чтобы жить интересней.
Мне грозным рычаньем ответила тьма,
А я на рычанье ответил им песней.
В пещере моей было слишком темно —
Я высек огонь и на щепочки дунул,
Но холоден был мой костер все равно.
Тогда для пещеры я солнце придумал.
Я высек на стенах пещеры любовь —
Стук сердца, живой человеческий голос.
Но боль из камней сочилась, как кровь, —
От боли пещера моя раскололась.
Надкушено яблоко – это зубов твоих след.
По букве закона держать тебе надо ответ.
Свидетели ангелы
В том, что виновен навек
Ты – сын человеческий —
Человек:
Статья первая
Ты должен прийти в этот мир, в этот край.
Статья вторая
Ты должен любить и понять —
Это рай.
Статья третья
Потом умереть от болезни иль в тяжком бою,
Любви оставляя и сердце, и душу свою.
И снова ты должен пройти через первый искус:
Запретного яблока терпкий почувствовать вкус.
Статья четвертая
(не зачитывается)
Неведомо, кто в исполненье приводит закон:
Бесплотен, бессменен и вечно безжалостен он.
Но чувствам своим и надеждам своим вопреки
Бессилен бороться с неведомой властью руки.
Конечно, он может быть лучше, чем ты,
Сотворенный тобой портрет,
И скульптура, которую ты изваял,
Может быть лучше, чем ты, —
Может большей быть высоты
И красивей, чем оригинал.
Если ты стихи написал,
Могут больше сказать они,
Чем сказал бы в беседе ты.
И конечно, больше любви любой
Песня, созданная тобой.
Просто ты больше, чем ты,
Просто ты лучше, чем ты, —
И в этом смысл красоты.
Не сон ли это? Я исчез однажды.
В толпе, вдали от узнающих глаз
Бродил по городу, в витрине каждой,
Как облако, являясь каждый раз.
В толпе, совсем свободен и один,
Закуривал, чтобы в дыму укрыться.
Невидимый, на сотни лиц и спин
Мог досыта тогда я надивиться.
Но вдруг в толпе – знакомое лицо.
Не сон ли это? Это я? И… мимо.
Так в мире замыкается кольцо,
Которое замкнуть необходимо.