Однажды я зашел в трактир и пива заказал.
«Солдатам мы не подаем», — трактирщик мне сказал.
Девчонки за прилавком хихикали, шипя,
А я на улицу ушел и думал про себя:
О, Томми то, и Томми се, и с Томми знаться стыд,
Зато «спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит!
Военный марш звучит, друзья, военный марш звучит!
Зато «спасибо, мистер Аткинс», когда военный марш звучит!
Однажды я пришел в театр, я трезвый был вполне,
И штатских принимали там, но отказали мне,
Загнали на галерку — неважный кавалер!
А только до войны дойдет — пожалуйте в партер!
О, Томми то, и Томми се, тебе не место тут!
Зато есть «поезда для Аткинса», когда войска идут.
Ого, войска идут, друзья! Ого, войска идут!
Зато есть «поезда для Аткинса», когда войска идут.
Ну да, оплевывать мундир, что ваш покой блюдет,
Гораздо легче, чем его надеть на свой живот.
И если встретится солдат навеселе чуть-чуть,
Чем с полной выкладкой шагать, милей его толкнуть.
О, Томми то, и Томми се, и как с грехами счет?
Но мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьет.
О, барабан забьет, друзья! О, барабан забьет!
И мы «стальных героев ряд», лишь барабан забьет!
Мы не стальных героев ряд, но мы и не скоты,
Мы просто люди из казарм, такие же, как ты.
И если образ действий наш на пропись не похож,
Мы просто люди из казарм, не статуи святош.
О, Томми то, и Томми се… На место! Задний ход!
Но «сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.
Ого, грозой пахнет, друзья! Ого, грозой пахнет!
И «сэр, пожалуйте на фронт!» — когда грозой пахнет.
Вы нам сулите лучший кошт и школы для семьи,
Мы подождем, но обращайтесь вы с нами как с людьми.
Не надо кухонных помой, но докажите нам,
Что быть солдатом в Англии для нас не стыд и срам.
О, Томми то, и Томми се — скота такого гнать!
Но он «спаситель Родины», когда начнут стрелять.
Пусть будет, как угодно вам, пусть Томми то да се,
Но Томми вовсе не дурак, и Томми видит всё.
<1936>
Была война пять лет подряд
И надежды на мир никакой;
И вот исходя из чего солдат
Скончался, как герой.
Но конец войне еще не приспел,
Мир был еще далек,
И император пожалел,
Что умер солдат не в срок.
Шагало лето по гробам;
Солдат спал много дней,
И вот явилась к нему
Приемная комиссия врачей.
Явилась комиссия врачей
На место похорон
И, заступ водицей святой окропив,
Солдата вырыли вон.
И комиссия осмотрела тут же
Что нашлось из его потрохов,
И решила: солдат еще год. воен. служ.,
Но скрывается от фронтов.
И солдата они увели с собой;
Ночи были тихи и ясны.
Кто без каски шел — видел над головой
Звезды родной страны.
И огненной водки вкатили они
В его живот гнилой,
И двух прицепили к нему сестер
С несчастною вдовой.
И, так как солдат немножко прогнил,
Ему поп указывал путь,
И кадилом поп махал и кадил,
Чтоб солдат не вонял ничуть.
Играет музыка тра-ра-рам
Веселый марша такт,
Солдат же, как велит устав,
Гусиный держит шаг.
Два санитара, наклоняясь,
Должны его держать:
Чтоб он свалился прямо в грязь,
Нельзя же допускать.
И, саван смертный размалевав
В черно-белый и красный цвет,
Перед ним несут, чтоб казалось всем,
Что под красками грязи нет.
Во фраке некто там идет,
Крахмальный выпятив бюст.
Ведь он германский патриот
И полон гражданских чувств.
Вперед! Вперед! Тра-ра-рарам!
По полю, по шоссе.
И, как снежинку вихрь несет,
Шатаясь, солдат идет в толпе.
Мяучат кошки, псы визжат,
Крысиный свищет хор…
Французскими быть они не хотят
Затем, что это позор.
Когда же мимо деревень
Проносится парад,
Навстречу с криками «ура»
Выходит стар и млад.
Тра-ра-ра-рам. Прощай! Прощай!
Жена… собака… поп…
И среди них идет солдат,
Как пьяный остолоп.
Когда же мимо деревень
Проносится парад,
Никто за пестрою толпой
Не видит, где солдат.
И каждый так кричал и выл,
В его кривляясь честь,
Что он лишь сверху виден был,
А там только звезды есть.
Звезды не вечно будут там,
Ночь сменится зарей, —
А все же солдат как велит устав,
Скончается, как герой.