Повесть в стихах: Чужая боль (СИ)

и устремленье, как кинжал

вонзённый в разум гнал и гнал,

меня искать свою любовь:

сейчас! Сегодня! Непременно ...

а сердце, как всегда степенно

ум охлаждало вновь и вновь.

И я, поссорившись с надеждой,

признав в любви себя невеждой,

что недостойный и ничтожный

ступить готов на путь был ложный:

решив, что жизнь не стоит пыли ...

А в сердце дико монстры взвыли.

Кому знаком тот звук истошный,

чьё сердце знало ад кромешный:

поймёт меня, поймёт конечно.

Но рассудив по жизни здраво,

задался тут же целью важной,

чтоб свой поднять престиж однажды,

решил постичь науку права.

И трудный выдержав искус,

с отличием закончил вуз;

и вот, на поприще ветвистом

одним из лучших стал юристом.

Конечно же, не сразу - нет! -

прошло не меньше, чем пять лет.

Найдя в работе интерес,

живя заботами, стремленьем,

её обычным зорким бденьем -

пошёл и жизненный процесс.

Терпя в делах за стычкой стычку,

мне многое вошло в привычку,

но никогда не забывал -

искать свой жизни идеал.

И вот мы встретились ... о да!

То не забуду никогда ...

Я помню, как обдало хладом:

как будто был облит ушатом

студёной, ледяной воды

я в тот момент весь с головы.

Едва соприкоснулись взгляды,

как здесь же, прям средь бела дня,

прошила молния меня.

Кому-то, может та особа

не приглянулась бы особо,

но я же понял, тут, на месте,

сама судьба свела нас вместе.

Сомнамбулой к ней подступил,

(безвестною ведомый силой)

незаурядным заводилой

без умолку заговорил.

Её открытая улыбка,

очаровательные очи

вскружили голову мне очень;

и не могло быть в том ошибки,

я уяснил насколько зыбка

впредь без неё вся жизнь моя.

И утверждаю, не тая,

что, если б не было ответа

тогда взаимностью тем летом ...

не вынес кары бы такой,

покончил, может быть, с собой.

Но слава Богу! В том бедламе

всех пылких слов, пустячных фраз:

не дерзости вняла окрас,

ни наглости, по мере крайней;

и даже в миг, когда я сам

чуть заблудился в словесах,

лишь мило назвалась Аглаей.

И было первое свиданье;

был первый, нежный поцелуй;

впервые я, как обалдуй

тогда признался в лепетанье,

горя до кончиков ушей,

в любви безропотной своей.

Под сорок мне, ей чуть за тридцать -

решили мы с ней пожениться.

И закружилась с колоритом

жизнь нескончаемым кульбитом:

мелькали дни, летели годы

в любви и в счастье, а невзгоды

нас обходили стороной;

прожили двадцать лет с женой!

Как будто белы лебеди

в чистейшем страстном трепете,

не укрываясь от соблазна,

мир облетали вместе праздно.

Господь не утруждал ничем,

жизнь прожигали без проблем,

да только вот к исходу дней

не дал возлюбленным детей.

О, дочка! Нощно или денно

мы одиноки во вселенной

и я не мыслю жизни дальше,

коль если вдруг не станет Глаши.

Старик умолк, неловко встал;

его унылый взгляд блуждал,

он вдруг напрягся равно свыше

был знак, затрясся, тут же вышел

уже не сдерживая слёз -

рыдал он тяжко и всерьёз.

Впоследствии, за десять дней

мы крепко подружились с ней;

по настоянию самой

той милой женщины больной

я величала её Глашей.

И после выписки потом

частенько хаживала в дом,

чтоб патронировать и дальше.

Иван Иваныч, не докучно

сам за женой собственноручно

в те дни ухаживал, кормил,

беседы тёплые делил,

был день и ночь с ней неотлучно.

Я забегала каждый вечер

на пять минут, на час, на два

(лишь отработаю едва),

она ж, худела с каждой встречей,

слабела, вяла на глазах,

как будто паразит сосал

все силы изнутри, калеча -

кончины верная предтеча! -

и, наконец, совсем слегла.

Чего я не пыталась только?!

Но никакого в этом толку ...

ничем помочь ей не могла.

И день нагрянул этот страшный;

он не подкрадывался, нет,

его мы ждали даже ... бред!

Что говорю?! Но так все зряшны,

пусты усердия, ничтожны ...

понятно, помощь невозможна.

И эта мысль так угнетала,

что я едва ли не рыдала,

крепилася насколько можно.

В тот день настолько было тошно,

сама измучена была,

(я б всё на свете отдала!)

лишь участь облегчить подруге,

старушке, женщине, ну скажем,

да просто человеку даже! -

в онкологическом недуге

уняв страдания и муки.

Она на морфии жила,

однако облегченья были

так коротки, так мимолётны,

считай, практически бесплодны.

А пытки цель свою вершили:

ломали бедную, крушили ...

оттягивая ей конец,

но ... отпустили наконец.

Скажу, отмучилась благая;

страдалица равно живая

в гробу лежала, все морщинки

её разгладились, а лик,

помолодевший как бы вмиг,

казался милым как с картинки.

То время, впрочем, пролистаю:

похоронили мы Аглаю;

слёз чутких выплакав немало,

я на погосте пожелала

в то утро дня воскресного

ей Царствия Небесного.

Гораздо позже, по обзору,

когда училась я по сути

на третьем курсе в институте,

Иван Иваныч взял в ту пору

меня помощницей в контору.

Авансом дал подъёмные

(весьма к тому ж нескромные).

Как он сказал:

- То, для обличья!

Помощник, должен настоящий,

во-первых, выглядеть блестяще,

но в рамках всё-таки приличья.

А уж потом всё остальное.

Побочно, (тут добавить стоит),

чтоб упорядочить ресурсы,

прошла компьютерные курсы.

И, обучаясь на заочном,

от сессии до сессии

не маялась депрессией,

а оставалась сверхурочно

взамен банкетов, развлеченьям

я на работе с увлеченьем.

Была готова - хоть бесплатно! -

хвататься за работу жадно

(в восторге чуть не до визжанья),

дабы черпать плоды познанья.

Внесла трудом весомый вклад

в рабочий общий весь уклад:

классифицируя клиентов,

ведя рутину, документы ...

Иван Иваныч ободрял

и кругозор мой расширял.

Осилив лености препоны,

уча российский свод законов,

штудируя теорию,

на практике училась я

вести мудрёные дела.

Он, брав в пример историю,

делился опытом со мной,

да с поразительным терпеньем,

присущим лишь ему уменьем

мне суть втолковывал порой.

Однако, волей старика

доход с тех пор взлетел крылато!

А дело в том, моя зарплата

настолько стала велика

(скажу без всяк обиняка),

что в результате пары лет

произошедших дальше вслед,

как подобает человеку

без собственного крова, кряду

оформила квартиру рядом

я в новостройке в ипотеку.

Причём, не мешкая, с разбегу

в ней сделала ремонт шикарный,

автомобиль неординарный

облюбовала без пробега,

да отдохнули с дочкой вместе

сперва в Палермо, а затем

повеселились в вихре тем

мы в Коста-Бланка на фиесте.

Закончив институт, потом,

как получила я диплом,

Иван Иваныч в кабинет

вдруг вызвал сразу на совет.

Меня отечески обнял,

утёр слезу, и речь держал: