Иегуда Амихай переводах А. Гомана

На праздник трещотки к молитве, ветки пальмы

Сухие, маца и нет более дорогого,

Чем склянка дешёвых духов,

На которой кружится флажок. [12] 

                              ( 28 )

Чьё лицо здесь спокойнее всех?

Звонит колокол на горе Сион.

Кто идёт там на гору Мориа?

Дети идут с родителями в субботу,

Едят гниль миндаля с плесенью шоколада.

Кто не накрывал здесь стол?

Цари, полководцы, пророки,

Что играли в кости на игрушечный Иерусалим,

А потом разбрасывали по всему свету.

Кто-нибудь видел голый Иерусалим?

Даже археологи не видали.

Никогда не разоблачался он до конца,

Всегда в новые одевался дома

Поверх ветхих, разрушенных и разбитых. 

                              ( 29 )

Люди уезжают далёко затем,

Чтобы сказать: мне это напоминает другое место…

Тут так и было… это похоже. Но я

Был знаком с человеком, который уехал в Нью-Йорк

С целью самоубийства. Он утверждал, что домá

В Иерусалиме слишком низки и что тут его знают.

Я поминаю его добром за то, что он вызвал

Меня из класса посреди урока:

«Красивая женщина ждёт Вас снаружи, в саду»

И утихомирил шумящих детей.

Когда я думаю об этой женщине и о саде,

Я вижу его на высокой крыше –

Одиночество смерти его и его одиночества смерть.

                             ( 30 )

Друзья мои вечером дома,

Их печаль – вечера этого аромат,

Их счастье мне увлажняет глаза.

До войны жили они вдоль границы,

Сильны, как берег крутой. Сейчас плывут,

Захваченные внезапным приливом,

Легки, как нанос, бог их – пена.

Друзья мои, нет углов у моей души,

Трудно меня ухватить и использовать в кладке.

Через щели во мне прорываются солнце и горе.

Отец, я не вышел по формам, которые ты изготовил,

Сейчас они пусты, как камни вокруг

И как другие дома.

По всему, что я вижу в окне, я провожу пальцем

Горизонтальную линию, как проводят,

Чтобы легче читать строку.

                              ( 31 )

Четыре синагоги зарылись в землю рядом [13]

От бомбёжек господних.

В одной - ковчег Торы с тайником для сластей

И сладкая смесь из божественных слов       

                                           благословенного года    

В красивых баночках для детей,

Чтобы, стоя на кончиках пальцев,

                  могли облизывать золотую палочку.

Есть там и печки с чолнтом и кашей бурлящей.

Во второй – четыре крепких столба

                                                    для вечной хупы

Над ушедшей любовью.

Третья – старая баня с окошками сверху

И с книгами Торы, голыми и снимающими с себя

Одежды. «Ответь нам, ответь нам». [14]

В облаках дыма и белого пара:

Ответь нам, ответь нам – до полной потери чувств.

И четвёртая:

Из того, что осталось у Бога.

Да, вот шатры твои, Яков, в пучинах [15]

 «Отсюда начнётся спуск. Оставаться на месте,

Покуда не будет дан знак». [16]

Как полёт, где посадки не будет вовек.

                              ( 32 )

На площадке, бывшей местом свиданий влюблённых,

Разместился румынский цирк.

Вкруг закатного солнца сгрудились облака,

Человек двадцатого века

Отбрасывает византийскую тёмно-лиловую тень.

Женщина прикрывает глаза, подняв руку

С позвякивающей виноградной гроздью.

Боль нашла меня среди улицы,

Свистнула своим друзьям: вот ещё один.

На могилу отца устремились дома-новостройки,

Как колонны танков. Она осталась гордой и устояла.

Мужчина, у которого нет ничего общего с миром

                                                                        грядущим,

Лежит с женщиной, у которой есть.

Их страсть усиливается

Воздержанием всех живущих в окрестных монастырях.

Вот - этот дом, где любовь на карнизе

И одиночество в сваях.

«С крыши видно…» или «В будущем году…» [17]–

Между двух этих фраз проходят время и мир.

В этом городе уровень грунтовых вод

Всегда ниже уровня мёртвых.

                              ( 33 )

Песня рождения. Познание вод вокруг нас

Начинаем со слёз.

Иногда я люблю воду, иногда - камень.

Сейчас, мне кажется, больше люблю камни.

Но это может измениться.

                              ( 34 )

Пусть гора памяти вспомнит вместо меня,

Это её дело. Пусть вспомнит сад памяти,

Пусть вспомнит улица имени,

Дом известный пусть вспомнит,

Дом молитвы, имя Бога носящий, пусть вспомнит,

Свиток Торы пусть вспомнит. Пусть вспомнит

Поминальный "Изкор". Пусть вспомнят флаги

И цветной саван истории тел,

Что давно стали прахом. Пусть вспомнит тот прах,

Мусор возле ворот [18], плацента пусть вспомнит.

Звери в поле и птицы небесные пусть, 

                                             насытившись, вспомнят.

Пусть вспомнят все, чтобы я упокоиться мог.

                              ( 35 )

Летом один народ приходит к другому,

Посмотреть на нагую землю его.

Иврит и арабский, как два

Камня гортанных, как нёба песок,

Размягчились, подобно маслу, ради туристов.

Джихад и война Завета

Лопаются, будто плоды инжира.

Сеть труб выпячивается в Иерусалиме,

Как жилы и вены усталого старика.

Дома его, словно зубы в челюсти нижней:

Без толку жуют,

Потому что вверху пусты небеса.

Возможно, Иерусалим – мёртвый город,

В котором все люди ползают вроде червей и личинок.

Временами бывает праздник у них.

                              ( 36 )

Каждый вечер Господь вынимает из яркой витрины

Свой чудесный товар –

Мироздания тайны, скрижали Завета, прекрасные перлы,

Блестящие колокола и кресты,

Возвращает их внутрь тёмных шкатулок,

Опускает все шторы: «Опять