Он стоял на посту у дверей в ресторан,
На посту он стоял целый год.
Длинной лентой моторы неслись сквозь туман
И толпился бездельный народ.
У подъезда горела гирлянда огней,
Звук фокстрота струился вдали,
Прижимаясь друг к другу, нежней и нежней,
Тихо пары влюбленные шли.
Он стоял на посту, у дверей в ресторан,
Разгонял, окликал, наблюдал…
Здесь возник его первый любовный роман,
Здесь ее вечерами он ждал.
И, кокетливо пудря хорошенький нос,
На свиданье являлась она,
В терракотовой шубке с букетиком роз
Беззаботна, как фея-весна.
В этот вечер пришла она вместе с другим,
Поглядев, усмехнулась в лицо…
Он стоял на посту, он стоял недвижим
И сжимал на мизинце кольцо.
А кругом — рев моторов, снующий народ,
Топот ног и мельканье голов…
И струился загадочно-нежный фокстрот,
Властелин современных балов.
Он стоял на посту и терзал без конца
Уязвленное сердце мечтой…
Видел профиль любимого злого лица
Взгляд насмешки под челкой густой.
Видел в окна объятья счастливых теней,
И росли его горе и гнев…
Прижимаясь друг к другу нежней и нежней
Плыли пары под томный напев.
И когда с тем, — другим, — она мимо прошла
Терракотовой феей в туман,
Он оставил свой пост и, дойдя до угла,
С дрожью в пальцах нащупал наган.
Она шла, к кавалеру головку прижав,
Поглядев, усмехнулась в лицо
И пять пуль просвистали, беглянку догнав,
И с мизинца скатилось кольцо.
Поднялась суета, крики, паника, страх…
Прогремел амбуланс и увез…
И остался букетик лежать, на камнях
Не живых терракотовых роз!
Огненные строки сжатой телеграммы
Принесли о новой смерти весть…
Вождь поэзии плакатной и рекламной
Я хочу венок тебе принесть.
Ты в лохмотьях пестрых футуризма.
В желтой кофте пламенных шумих
Гордо шествовал, играя в мячик с жизнью,
Красочен и неизменно лих.
Шут, пророк, политик и мыслитель,
Агитатор, воин и ловкач.
Через мирную поэзии обитель
Ты пронесся бурным вихрем вскачь.
В строчках рубленных штампованного чванства
Выставлял с издевкой на позор
Канареек плоского мещанства,
Старых бар сантиментальный вздор.
И всегда, везде в ряду переднем
С барабанным боем и трубой
Отдал Временному душу на служенье
И боролся с вечною Мечтой.
А теперь, наполнив громом томы,
Умер Вертером, не одолев Мечты,
Не осилив горестной истомы,
Одиночества и пустоты…
К алтарю Любви, — Мечты Запретной
Бросил ложь раскрашенных забрал
И лицо романтика поэта.
Перед смертью миру показал…..
Да романтика…. Как Гете, Шиллер, Гейне,
Как Гюго, Жуковский, Ламартин…
И толпа стоит в недоуменьи;
— Боже мой, еще, еще один.
У тротуарных плит
Простых и гулких,
Где пыль метет движенье быстрых ног,
Где сор и грязь,
Бумажки и окурки,
На перекрестке нескольких дорог,
В толпе,
Спешащей к бизнесам и спорту,
Бегущей
Кто из дома, кто домой,
Китайский нищий в прахе распростертый
Припал к земле недвижный и немой.
Он, как мешок,
Лежит в мешке рогожном,
С ним рядом чашка —
Жалкий черепок,
И изредка рассеянный прохожий
Монетку медную роняет на песок.
Часами,
Молча
В позе неизменной,
Прикованный болезнью и нуждой,
Лежит он, незамеченный, презренный,
Растоптанный горячей суетой.
Рогожа рваная чужую тайну прячет,
Не видно ни лица, ни рук, ни век…
Он молод, стар?
Слепой он или зрячш?
Никто, ничто, загадка…
Человек!…
Он встать не хочет,
Или встать не может,
Чтоб встретить взглядом взгляды сотен глаз,
Чтобы мольбою
Жалость потревожить
И милосердье вымолить у нас?
Другие нищие —
Калеки старцы, дети,
Бранятся, молят,
Плачут и грозят,
Трясут на солнце дня болячек многолетних
И ветхих рубищ застарелый яд.
Проходит их крикливая когорта,
Нескладной жизни режущая нить…
Но этих —
Молча,
В прахе распростертых
Я не могу осмыслить и забыть.
Закончен день труда, усилий и забот,
Развесил вечер дымчатые ткани,
И души ночь зовет в цветной водоворот,
И бархатным крылом к забвенью манит.
Многоголовая, безликая толпа
Расположилась в скромных креслах кино.
Ведет в миры чудес безвестная тропа
И за картиной движется картина.
Уходят вдаль и вглубь бескрайние моря,
Играют волны в переливах света,
И черно-белая, бесцветная заря
Горит в узорах пальм и минаретов.
Гремит и ширится неистовство войны,
И взрывов колыхаются воронки…
Дворцы и хижины, действительность и сны
И профиль женщины печально тонкий,
Любовь, цветы и смерть… Улыбки, рандеву
Фотогеничные в объятьях пары…
Как хорошо сидеть и грезить наяву,
Листая взглядом вечной сказки чары.
И вдруг все скопище случайное людей
Метнулось, вздрогнуло, затрепетало,
Вздохнуло тысячью зажегшихся грудей…
Что их на полотне так взволновало?
Да ничего… Пустяк… Соломенный плетень,
Ржаное поле, лес — пейзаж убогий…
Две бабы с ведрами, избушки деревень,
Да мужики в телеге на дороге.
У поля на меже, прозрачны и тонки,
Березки клонятся от ветра долу,
И медленно встают родные васильки,
Примятые под колесом тяжелым.
