Люби Украину, как жизни родник,
как солнце, и травы, и воды…
В счастливую пору и в радости миг,
люби и в годину невзгоды.
Люби Украину, люби всей душой
вишневый расцвет Украины,
красы ее новой и вечно живой
и речи ее соловьиной.
Меж братских народов, как садом густым,
сияет она над веками,
люби Украину всем сердцем
своим и всеми своими делами.
Для нас она в мире навеки одна
в простора волнующих чарах…
Она и в созвездьях, и в вербах она,
в горячего сердца ударах.
В цветке, малой птахе, в электроогнях,
и в песне душевной, и в думе,
и в детской улыбке, в девичьих глазах,
в знамен пламенеющем шуме.
Как той купине — ей гореть, не сгорать.
В тропинках ей жить и дубровах,
в гудков рокотанье, и в волнах Днепра,
и в тучках иссиня-багровых.
В огне канонад, что развеяли в прах
пришельцев в мундирах зеленых,
в штыках, что во тьме пробивали нам шлях
к раздолью времен просветленных.
О юноша! В памяти ты заруби,
коль сердцем Отчизну голубишь:
другие народы нельзя полюбить,
когда Украину не любишь.
О девушка! Родину верно любя,
ты годы напрасно не сгубишь.
Желанный любить не захочет тебя,
когда Украину не любишь.
Люби и в труде, и в беде, и в бою,
как песню, душою ты всею…
Всем сердцем люби Украину свою,—
и вечен пребудешь ты с нею!
1944
Еще недавно здесь снега
огнем пожаров полыхали
и орды лютого врага
кварталы кровью обагряли.
Из чуждых, неприветных стран
пришли непрошеные гости, —
и Пулковский меридиан
сожгли бы, если б удалось им…
Огонь и тьма, огонь и тьма,
и рушились домов обломки,
но бронза Кирова сама
в сердцах бойцов звенела громко.
Под орудийный гул и град,
одетый дымной пеленою,
стоял голодный Ленинград
неопалимой купиною.
И, орды бешеных зверей
громя ударом небывалым,
гранитной головы своей
он не склонил пред вражьим валом.
Уже не та борьба идет,—
опять возводит труд строенья,
и радостной зари восход
встречает наше поколенье.
Стою безмолвно на мосту.
Нева моя! Заводов дымы…
И Медный Всадник в высоту
летит, летит неудержимо…
1945
Весна… И ветви сад полощет,
чуть-чуть качаясь, будто пьян,
шумит Софиевская площадь,
и ожил бронзовый Богдан.
Устав от вечного покоя
и медью в огненных глазах
сверкая, в небо голубое
помчался конь, взметая прах.
С коня слетают пены клочья,
он всё быстрее мчит вперед…
Вокруг него весна клокочет,
благоухает и цветет.
Детей, бегущих в школу, радость
звенит и плещет, как прибой,
и словно арками из радуг
украшен Киев мой родной.
И песен звонких переливы
сердца встревожили до дна…
Идет по улицам шумливым
непобедимая весна.
1945
Шумят дубы… Да, это здесь когда-то,
как яростный и гневный исполин,
страной благословенные солдаты
прошли и гнев свой пронесли в Берлин.
Да, здесь гремели клики боевые…
Какой огонь горел в глазах бойцов!
Как пламенели лица их живые
на фоне темных сосен и дубов.
Шумят дубы… Лежат в обломках доты,
трава между колючкою густа.
И сквозь листы в вечерней позолоте
небесная синеет высота.
Шумят дубы… А в сердце — свет покоя,
закатного луча чуть рдеет след…
Между корней тяжелою стопою
тут танки шли… Нет! День пришел, рассвет!
1946
