«Я возьму мастихин и податливой сталью…» [101]
Я возьму мастихин и податливой сталью
Соскребу на палитре горбатую краску,
Скипидаром протру, чтобы каждой деталью
Благородное дерево вспыхнуло б ласково,
Чтобы снова своей чистотою коричневой
Оттеняло индиго, белила и сурик,
Чтобы снова я понял — всегда необычны
Основные цвета и что отблеск лазури
Воссоздать человеку почти не под силу,
Что у красок своя, им присущая доля,
Что они, как слова, могут стать опостылыми
И что творчество — самая светлая в мире неволя!
[1967]
Камертон («Ночью, на ребро поставив льдины…») [102]
Ночью, на ребро поставив льдины,
В сторону откинув берега,
Закрутив воронками стремнину,
В наступленье бросилась река.
Воздух полон шорохом и плеском,
Тусклым грохотом ночной беды.
Отливает вороненым блеском
Напряженная спина воды.
Половодью весен нет предела,
И, языческой любви полна,
Всей реки проснувшееся тело
Подняла глубинная волна.
Все луга залить и приневолить,
Покорить прибрежные леса
И к утру в растаявшем раздолье
Разбудить земные голоса,
И, чтоб не было ошибки в звуках,
Чтобы ясен был весенний звон,
Ледоход берет в большие руки
Виадука легкий камертон.
[1966]
На пушкинской Черной речке («Тянуло с Ладоги рассветом…») [103]
Тянуло с Ладоги рассветом.
Крепчал мороз. Из темноты
Вступавшим в новый день предметам
Опять дарила, жизнь черты:
Стал домом — дом, санями — сани,
И в речке вмерзшее бревно
Своей обрубленною дланью
Подперло мост. Ах, все равно
Нам не исправить нашей жизнью
Того мгновения, когда
На повороте полоз взвизгнет
И выйдет из саней вражда,
Беда, тверда, непоправима,
Поднимет пистолет. Прости,
Что я в тот день невозвратимый
Тебя не мог спасти.
[1966]
Вода («Среди камней и между глыб курчавых…») [104]
Среди камней и между глыб курчавых
Бегут ручьи неугомонных вод:
Приливов и отливов величавый,
Луною установленный черед.
И каждый раз, когда вода отходит,
С каким упорством силится она, —
И подчиняясь, и борясь с природой,
Не отдавать земле морского дна!
С каким усильем и с каким упрямством
Все тело напряженное воды
На приоткрывшемся глазам пространстве
Разбрасывает ясные следы:
Вода себя в песке отображает
Узором волн, а в водоемах скал
Оставленные ею не сгорают
Лазурные осколочки зеркал,
И все лишь для того, чтоб снова, снова,
Когда настанет долгожданный срок,
Со всею исступленною любовью
Прикрыть собой и камни, и песок.
Морскую воду нежной, женской силой —
Непререкаемой — вооружив,
Бросает дважды в день на берег милый
Самой природой созданный прилив.
[1966]
Падучая звезда («Вспыхнула — и стало меньше в мире…») [105]
Вспыхнула — и стало меньше в мире
На одну падучую звезду…
Притяженье по небесной шири
Как вело тебя на поводу?
Как тебе жилось и как дышалось,
Как ты вырвалась из пустоты,
Как с другими сестрами встречалась,
Легкой тенью как скользила ты?
Нелегка орбита метеора
Средь расчисленных путей планет, —
Пленница огромного простора,
Бабочка, летящая на свет…
Метеору даже плакать нечем,
Да и плакать-то ему над кем?
Только звезд серебряные свечи
Чуть мерцают в дальнем далеке.
Вспыхнула… Голубоватый пламень
Над землей встревоженной мелькнул,
И космический распался камень,
И далекий прокатился гул.
[1966]
«Повседневного — нет, не бывает…» [106]
Повседневного — нет, не бывает:
Новый день не похож на другой.
Посмотри, как сегодня встречается
С облаком облако над головой.
Не скажи, что вот так же сверкали
И горели — живые — вчера.
С каждым днем над бесцельными далями
Ярче и радостнее вечера.
Наша память хранит по привычке
Образ юности не для того,
Чтоб казалось для нас размагниченным
Утра и молодости колдовство.
Нас встречала когда-то в апреле
Обаяньем земная весна,
А теперь — золотыми неделями,
Осенью входит — она… не она…
Сорок лет, и от каждого года
Остается серебряный след.
Каждый год был отмечен природою,
И между ними — неясного нет.
[1965]