Веянье звёздной управы

Я жив ещё, пока там бьётся слово,

Я — ритм его, а время — только счёт

И только дождь, в нём — тоже ты, но сломан

Я в жажде выпить всё, а он течёт.

Творись во влаге властью тебе данной,

Милльонократно вторь себя! Туманный

Глотаю воздух, жгу зорю, в грозу

Я грежу: по волнам себя несу, —

А в яви меж Эмилией и каждой

Я умираю над ручьём от жажды.

По коже ходит часовой...

По коже ходит часовой,

Никто не украдёт

Ни связку горлиц, ни ночной

Мышиный перелёт.

А запах манит с головой

Нырнуть в дрожащий мёд.

В совокуплении с водой

Кого же бык крадёт?

Заря проглядывает в щель

И длит приход — тщета!

Целует августовский шмель

Цветок — горит щека!

И лоно это — канитель

Всех тварей все века.

Зной заливала мне Африка в горло...

Зной заливала мне Африка в горло,

Гости присвоили кровли Америк,

Жабрами воздух глотала Европа,

Азия бредила маковой прелью —

Земли отторжены. Дольнего ора

Шёл перелив, и трава на рассвете

Губы дразнила нехитрою снедью,

К пальцам и к дому приникнув покорно.

Трактор заманит грачей и утихнет.

Гость соберётся, но канет в пути он.

Туча удушьем грозит, верно, тоже

Выпадет к ночи в комочках творожных.

Сны приходили, луга золотили,

Дули в рожок и в висок осторожно.

В былях ментоловых

                                                                                          схема сонета

                                                                                          петель

                                                                                          протяжная

                                                                                          зима

В былях ментоловых, Эма,

пряхи кочуют и козы.

Косы в цветок потаенный

льются протяжней, чем слезы.

                                                                                          зурна и долгая

                                                                                          сосна

В былях настоянных, Эма,

Саади и прелые розы.

Воздух так солон, что воздух

потрескался в северном небе.

                                                                                          земля и душная

                                                                                          зола

Эма, что чувственней былей, —

в грозах, в любом из солитий.

Пыль над землёю — и с пылью

взвешено семя соитья.

                                                                                          и отрок гладит

                                                                                          шею сна

Там — на окраинах былей

зачали мы сказку столетья.

Петель колокольный бой...

(дубль-сонет)

Петель колокольный бой,

Петель долговая зима —

Дома простуженный вой,

Места, где жил и зиял

В покое. Дом — это бой!

Дом — баррикад квартал!

Дом — многорыкий Тамбов,

Оскаленный пастью — врата!

Чад домочадцев — Дом!

Дом — над болотною жижей мост!

Илья недвижимый — Дом!

Дом — рента рода, недвижимость!

Мой дом за холмами грудей,

В области светлой твоей.

Примёрзших тел остов, и сквозь

Примёрзших тел остов, и сквозь

Двужильный взлёт костей моста

Продет зависшей птицы мозг,

И здесь реки ей не достать.

Но кровь и кровь, где русла врозь,

Как жизнь и жизнь со смертью в рост.

Здесь платим плоти, в ней устав,

Там устьев высохли уста.

Бредём пределами холмов:

Лиса и лось, и лес, и слов

Следы висят на иглах трав.

Чужие здесь, мы — братья там!

Бежит Эмилья по звездам,

Не тая до утра.

Увядают волна и волна, и глотают

Увядают волна и волна, и глотают

Двуголовый закат, и лежит на песке

Отражённые знаки, и зреет, не тая,

Взгляд, повисший на море и на волоске.

Это плечи, Луной обречённые таять,

Увядают, подвешены на волоске.

Им ни воды, ни воздух, ни звёзды в песке

Не вернут обаянья. Я имя глотаю.

На ладони коровка и на волоске.

Ты по воле стихий до рассвета растаешь,

Словно грудью, приливом прильнёшь, соль глотая,

К животу твоему я прильну на песке

В волосах твоих — рыбы и звезды, и стаи...

На песке отражённый, я небо глотаю.

Плечи выгорбили стан

Плечи выгорбили стан

нежась в струях Алазани

По окалинам стакан

В трещинах от лобызаний

Бочка к вечеру пуста

Загибаясь в рог бараний

Раскрасневшись от стараний

Дуем в задние уста

Монастырских брадобреев

Я смиреннее сейчас

Ливень он утопит нас

Вечер к ночи не добрее

Отдал, больше чем имею

Болевой подходит час

ВЕНОК НА СТАРЫЙ ЗАБЫТЫЙ ХОЛМИК

(Несколько сонетов в технике верлибра)

(1982— 1996)

Когда выльет утро последнее горло,

Кристаллизуется в заочной выси

Покой мощи.

Обёрнутый в одежды сказаний

В жасмин кану.

Заплачет родня чужим горем.

Вечер

Тобой едва прильнёт в спину поздно.

Дышу, но выдох каждый — Имя.

Больше не дразнит улья запах тела,

Нечем длить кровь рода.

Я вмёрз костью времён, кровель

В тебя, на сваях набухли вены.

Обёрнутый тобой мир оправдал смыслы.

Когда выльет утро последнее горло

Когда выльет утро последнее горло,

Сожгу ложе.

Зола вытеснит язык. О тебе голод —

Хрустящая кожица пепла.

Пряничный полдень гремит кварталом,

Где каждый шаг — не ты, и не ты — голос.

Голубь хромает на оба крыла.

Весть он тебе — глухая старуха в окне.

Кто-то сошёл с карниза в мёртвую петлю.

Душно от позднего зноя,

От крыш, под которыми бдит безымянное счастье,

Беспомощнее соцветий теперь,

Жду над изголовьем, когда завязь

Кристаллизуется в заочной выси.

Кристаллизуется в заочной выси

Кристаллизуется в заочной выси

Влага, длящая осень.

Бегут к горизонту трубы,