Сэр Гавейн и зелёный рыцарь

«Изволь, о правитель достойный, — рек Гавейн королю, —

Вели мне встать от стола и ближе шагнуть,

Чтобы, противу вежества не греша, я прервал трапезу.

Коли державной госпоже моей угожу тем самым,

Я бы с советом выступил перед свитой знатной.

Ибо не дело это, думаю, и не должно быть тому,

Коли уж просьба столь редкостная при дворе прозвучала,

Чтобы ты сам снисходил до дерзкого вызова,

Когда бравых рыцарей вокруг не счесть;

Думаю, доблестней не найдется на свете,

Нет храбрее и крепче ратников на бранном поле.

Я ж, не обессудьте, и силой, и рассудком не вышел;

Гибель такого — не горе, не солгав, скажу.

Лишь за то, что ты — дядя мой, воздают мне почести,

Твоя кровь в моей плоти — иных заслуг не ведаю.

И раз затея столь пустая недостойна владыки,

А я раньше прочих заговорил — даруй поединок мне.

А коли неумело молвил, да не посмеют двор за то

Осуждать».

Тут зашептались в зале,

И порешила знать:

Топор зелёной стали

Гавейну передать.

Тут его величество повелел ему без промедления встать,

И тот вскочил сейчас же, и чинно приблизился,

Пред королём на колени встал, и залог боя принял.

А тот передал его с радушием, и, воздевши руку

В благословении Божьем, приветливо наказал,

Чтобы укрепились силою и сердце, и длань.

«Осторожно, родич, — король рек, — отмеряй один удар,

И коли воздашь гостю, как должно, думаю я,

Ты выдержишь выпад, коим ответит он позже».

И вот Гавейн вышел к воину, с боевым топором,

А тот доблестно ждёт его, малодушия не выказывая.

Тут объявил сэру Гавейну вождь в зелёном:

«Повторим-ка договорённость нашу, к игре приступая.

Сперва, изволь, воин, назови своё имя,

Не запираясь, по правде, чтоб доверять тебе мог я».

«По чести, — рек зачинщик, — величаюсь Гавейном,

Я, что нападу на тебя с ударом, чем бы уж дело не кончилось,

И чрез двенадцать месяцев приму без подмоги, один,

В свой черёд расправу, от оружия не уклоняясь

Никакого».

Гость отвечал ему:

«Гавейн, даю в том слово:

Я твой удар приму

Охотней, чем другого».

«Право же, — рек зелёный рыцарь, — радуюсь я, сэр Гавейн,

Что от твоей руки искомое мне взыскать предстоит,

И что ты повторил добром, в речи истинной,

Условия дословно, о коих я короля просил.

Ныне ж следует тебе, лорд, поклясться честью,

В том, что сыщешь меня сам, повсюду проехав

В земле далёкой и близкой, и уплату примешь

За то, чем оделишь меня сей же день на виду у всего двора».

«Где же увижусь с тобой, — рек Гавейн, — где вотчина у тебя?

Не ведаю, где живёшь ты, Всевышним клянусь!

Загадка для меня, гость, и герб твой, и имя.

Но вразуми меня напрямую, и молви, как прозываешься,

И я берусь разум напрячь, чтоб дорогу сыскать к тебе.

В том клянусь Небом и вменяю в долг себе!»

«Иного не надобно; для Нового года довольно! —

Рек Гавейну родовитому воин в зелёном. —

Коли правду открою я, когда обрушится лезвие,

А ты опустишь топор, — коли успею сказать

Про вотчину мою и двор, и о прозвании собственном,

Тогда дашь труд повидать меня и сдержишь клятву.

А коли не откликнусь ни словом, — так лучше тебе же:

Покидать тебе не придётся здешних угодьев

И уезжать!

Возьми ж топор добротный,

И к делу — полно ждать!»

Гавейн сказал: «Охотно!»,

Погладив рукоять.

Тут рыцарь зелёный бестрепетно к игре изготовился:

Освободил долю шеи, чуть подавшись вперёд;

Длинные, великолепные локоны пригладил на темени,

Обнажая услужливо жилистую шею.

Гавейн боевой топор над головой занёс,

Левую ногу на полу выставляя вперёд,

И храбро обрушил оружие с высоты,

Так, что лезвие с легкостью рассекло кости,

И ушло в плоть, разделив ее надвое;

Затем блестящая сталь вкогтилась в землю,

А благовидная голова низверглась наземь:

Многие не преминули пнуть её, дотянувшись ногой.

Кровь из раны брызнула, горя на зелени,

Но не дрогнул и не рухнул бравый воитель,

А проворно вышел вперёд на твёрдых ногах,

Свирепо ринулся к рыцарям, что в ряд выстроились,

Сгреб пригожую голову, и гордо потряс ею,

Затем поравнялся с конём, рванул за узду,

Опираясь о стремя, вспрыгнул в седло,

Вместе с головою, за волосы схваченной твёрдо;

И столь невозмутимо тан застыл в седле,

Словно несчастья не случилось с ним, хотя исчезла глава

С плеч.

С уродливого тела

Кровь продолжала течь.

Не все сумели смело

Его дослушать речь!

Ибо вверх он вытянул главу на ладони,

К прелестнейшей леди ликом повернул её,

И отверзлись веки, и воззрились очи,

А рот изрек громко то, что пора услышать и вам:

«Ну, Гавейн, изволь же выехать, как обещался,

И, пока не сыщешь, усердно, сэр, искать меня,

Как поручился ты честью пред честными рыцарями!

К Зелёной Часовне, велю, следуй без колебаний:

Там за удар доблестный воздастся с лихвой

Гостю без отлагательств новогодним утром.

Как Рыцарь Зелёной Часовни, я в округе известен:

Коли спрос не сочтешь в тягость, так отыщешь, верно.

Так что в дорогу — или трусом по праву зваться тебе!»

Тут он за узду дёрнул задорным рывком

И проворно к выходу выехал с головою в руке.

Огни над камнями взметнули скакуна копыта,

И в какие дали подался гость, не догадался никто,

Равно как и не ведали, откуда явился он.

Что дале?

Гавейн с Артуром хором

Над ним захохотали;

Но ясно было: взорам

Явилось чудо в зале.

Хотя владыка диву дался в душе,

Он виду не выказал, но объявил громко

Королеве прелестной слово учтивое:

«Леди возлюбленная, не след страшиться:

Рождеству пристали затеи такие:

Дивные действа да задорный смех

Красят отрадные празднества рыцарства славного.

Однако ж к трапезе вправе я притронуться ныне,

Ибо чудо явилось очам моим, не хочу отрицать».

Тут на Гавейна он воззрился и вежливо молвил:

«Сэр, повесьте секиру, довольно рубиться ей!»

Тут укрепили топор над пологом шитым,

Дабы, на залог глядя, изумлялись гости,

И всем поведали, как водится, о невиданном чуде.

Затем к столу подошли эти лорды вместе:

Король с бравым родичем; храбрые воины

Их лучшими лакомствами оделили вдвойне,

Снеди вдосталь досталось им, а также и песен.

В радости время текло, пока мрак не сгустился

В тех краях.

Гавейн, гони сомненья:

Да не удержит страх

Тебя от приключенья,

Принятого в сердцах.