Огромны цветы, словно солнце.
Знамена просторны, как ветер.
И светлые грозы оркестра,
и песни рабочих капелл!
Мы подняли город, как чашу
напевов и яблонь в рассвете.
Сады раскрываем мы настежь
для всех, кто молод и смел.
Ведь Киев нам отдан навеки,
и счастливы улицы эти,
Ведь замечательным людям
Киев назначен в удел.
Скользят над просторами Сквиры,
где прорван был фронт, как плотина,
Где даль грохотала прибоем
о семьдесят тысяч копыт,
Где в панике шляхтич-галлерчик
на запад бежал по равнинам,
Где Ворошилов над картой,
где враг отражен и разбит.
К могилам бойцов в Погребище
склоняется солнце, как знамя,
Над Ржищевом светлое солнце,
над ясным, зеркальным Днепром.
Оно Кременчуг заливает,—
ведь здесь говорило с веками,
Победу в столетья вписало
недрогнувшее перо.
Шесть букв в этой подписи мудрой,
«третье июня» и номер.
Победоносная дата,
дыханием славы цвети!
В серой шинели товарищ
пути начертал на Житомир,
Чтоб, линию фронта разрезав,
к радости людям прийти.
Товарищ поставил подпись,
и подпись прочитана: Сталин,
И слово в строках телеграммы
решеньем эпохи легко.
Врывается гром эскадронов
в Бердичев, и в Фастов, и в Малин,
Орел на малиновом стяге,
седея, ломает крыло.
И Киев, свободный наш Киев,
встает из кровавых проталин.
Товарищ поднялся. И солнце
его увенчало чело.
Плакаты, сердца и знамена
несут его слово и образ,
И Майка моя приколола
на грудь любимый портрет.
И это лицо с улыбкой,
с усмешкой тихой и доброй,
Взлетает на крыльях штандартов,
которыми город согрет.
Товарищ поднялся. Он смотрит
в грядущее пристальным взглядом.
Он мир созерцает. Как прежде,
как три пятилетья назад.
Глядит он с полотнищ плакатов,
следит он за гордым парадом,
Он смотрит с плакатов на Киев,
и город — сияньем объят.
Под крики трубы, что ликует,
под звон площадей спозаранку
Знамена по улицам реют,
простые, как доблесть и честь.
Раскрыв броневые заслоны,
танкист появился над танком
И флаги встречает, ответив
воспоминаниям: «Есть!»