Взнесясь в тени холмов, цветя вдали от мира,
Звучит колонна, как гобоя звук,
Звучит собор гранитным Dies irae, [30]
Как оратория голодных тел и рук.
Встает костер благочестивой готики,
Как пламень веры,
как веков салют,
И, богохульствуя, до облак восстают
Вершины башен —
пальцы или дротики.
Руками обхвати холодные громады,
И пусть безмолвных рук порыв
Поднимет сердце через все преграды
На острогранных копьях рифм,
Чтоб в очи башен, в злую дрожь
Оно вгляделось
и, как звон, забилось.
От пальцев башен тень падет, как стилос, [31]
И почерка ее ты не перенесешь.
Как бы костлявые оковы,
На сердце ляжет грузных слов узор.
Железом,
пламенем,
елеем,
кровью —
снова
Куется повесть про собор,
О том, как в сотнях вздетых рук,
Под скрежетом зубов
и скрежеты гранита,
Как смертный гимн,
как рев последних труб,
Гремящих в небосвод раскрытый,
Вставал, собой во славу феодала,
Вертеп молитвы,
вопль людей;
И на тарелки площадей
Уж падал звон его устало,
Как медный грош,
как жертвенный медяк…
В худых руках католика вот так
Бренчат упорно четки из сандала.
На звон не шли,
а пресмыкались рьяно
Рабы, шуты, князья и короли;
И вот зиял собор,
как сладостная рана
Распятой и замученной земли.
И, падая,
карабкались под своды
Тела без рук и руки с телом врозь;
И рты, разорванные вкось,
В гранитной быстрине вопили про невзгоды.
И хищною стрелой, гудя, взлетал в просторы,
Как рук несытых островерхий сноп,
Разнузданный корабль собора
Средь вдохновенных, фанатичных снов.
Неслись года, кружась, как смерчи вихревые,
Но не сгасали и сияли вновь
Глухие отблески готических костров
На яростных мечах и косах Жакерии;
И высился собор — защитник и завистник,
Толпы губитель и толпы патрон,
И расцветал готический трилистник,
Как крест, как песнь, как пламень и как сон.