Дневник одного путешествия (СИ)

Глаза закрою - и средь мрака ночи

Вдруг вспыхнет совесть, осужденье зла,

И некий свет до крови режет очи,

Смертельно яркий, острый, как игла...

Во мне, как зуб, прорежется сомненье,

Лишая сна, покоя, тишины,

И я схожу по медленным ступеням

К сознанью долгой, тягостной вины.

Молюсь. Вдруг плюну на икону злобно-

И разрыдаюсь. Вниз направлю взор.

А луч луны вдруг озарит упорно

Лежащий под божницею топор...

Но кровь - зовёт. И не изменишь крови.

Но мир жесток, где плач смелей, чем смех,

Где крылья страсти тянут вниз сурово,

А совесть - груз, что поднимает вверх.

Со смертью завтра я сыграю в кости.

Проснусь в слезах, унижен, зол и мал,

Чтоб снова на бревенчатом помосте

Тем злей казнить, чем больше я страдал.

Великий Инквизитор

Костёр зажжён. Дымок щекочет ноздри.

И еретик зовёт, зовёт Христа...

Пусть плачет. Пусть, крича, глотает воздух:

Ему лишь улыбнется Пустота.

Костры горят - горят, горят по свету...

Испания в огне, слезах, крови...

Я морем слёз окольцевал планету -

Все ради Бога, Божией любви.

Сапог испанский, дыба, всесожженья...

Я ради милосердия жесток.

Я, правды раб, я, царь своих мучений,

Среди толпы ничтожеств одинок.

Сгорая - жги! Сжигай себя и прочих,

Чтоб лишь огонь, огонь торжествовал

Над мраком жизни, смерти вечной ночью,

Чтоб пламень озарял небес провал!

Я - только раб огня - и Новой Жизни,

Той, огненной, где смерть и свет - одно...

На всех людей смотрю я с укоризной.

Они не знают: в их сердцах - темно...

Лишь иногда, когда в крови, на дыбе,

В следах от обагренного кнута

Крестьянин плачет, боль пронзает глыбу

Скупого сердца... Дальше - немота.

И дальше - смерть. Ни звука, ни просвета.

Я жив - и мёртв. И плачу я без слёз.

Я благо нес им - Боже, помни это!

Я рядом их распял с Тобой, Христос!

Глаза закрою - и огонь пылает

Под тяжестью моих прикрытых век...

Я в нем сгорю - в аду. Я знаю. Знаю.

Я проклят - я ведь тоже человек.

А ночь пройдет - костры зажгутся снова...

Все люди - словно дети мне, Господь!

Я их крещу огнем и духом Слова...

Я их спасаю, умерщвляя плоть.

От их мучений потеряв дыханье,

От боли, как от крови, во хмелю,

Я их сожгу. Сожгу без состраданья...

И не поймет никто, как их люблю.

Ангел и Жанна Д'Арк. Аутодафе

-- Голос Жанне Д'Арк

Ты спишь перед боем в палатке простой,

Провидица, дева, дитя.

Твой подвиг - велик. Но, поверь, он - не твой!

Ты избрана, может - шутя.

Спустился прозрачный английский туман

На Франции старой поля...

Ты знаешь ли, что тебя ждёт, Орлеан,

Луара, Европа, Земля?

Ты знаешь ли, Жанна, как будет король

Склонять пред тобою главу,

А после - сожжения страшную боль,

А после - сам ад наяву?

Ты запах фиалки сжимаешь в руке

Пред тем, как вложить в ножны меч.

Страну ты спасешь, но в последней тоске

Себя тебе не уберечь.

Ты рвешься в сраженье... Постой. Не спеши.

Ты видишь костёр впереди?

Не страшно ли, Жанна, сожженьем души

Платить за сиянье в груди?

Король коронован. Страна спасена.

Стяг поднят. Конь бел. Меч остёр.

Твой подвиг всем нужен... а ты - не нужна.

Ни людям, ни мне, ни себе - не нужна.

Ты всходишь на строгий костёр...

Я знаю, я знаю, как трудно молить

Того, Кто тобой не любим,

Как страшно, как горько одной восходить

В небесный Иерусалим.

Узнаешь и ты, потеряв благодать,

Забыв про высокий обман,

Как страшно, как горько одной штурмовать

Небесный святой Орлеан...

-- Ответ Жанны Д'Арк

Ты страх мне внушаешь, чтоб злей я могла

Сражаться у стен вековых.

Да, тело - и душу - сожгу я дотла,

Но что мне - ничтожнейшей - в них?

Что вижу я - ад или небо - пойми!

Что встало в глазах вместо слез?

Пахучий туман, городок Домреми,

Над речкой разрушенный мост,

И край небосвода, что поднят, как бровь,

И крест на крутом берегу,

И белый шиповник, и алую кровь

На первом осеннем снегу...

Что - Жанна? Я - Жизнь, без имен, без судьбы.

Я просто живу - чтоб пропасть.

Меня мне - не надо! Но я из борьбы

Не выйду - на то Божья власть.

Так хочет Господь. Так хотела и я -

Хоть, может, уже не хочу -

Одной подниматься к небесным краям

По острому злому лучу.

Пусть будет, что будет. Пусть будет, что есть -

Туман над стеной вековой,

Осада, сраженье, кровь, гибель и честь -

И ветер над юной травой...

А там, на костре, я, предчувствуя гроб,

Взмолюсь о нестыдном конце, -

И ветер наложит ладонь мне на лоб

В пылающем Божьем венце.

Но небо не стану я приступом брать,

Хотя захотела б - смогла, -

Я встану смиренно у ангельских врат,

Свои вспоминая дела.

И, может, разгонится вечный туман

Улыбкой на Божьем лице, -

Как здесь, я в небесный войду Орлеан,

Босая, в рубахе, в венце.

Достоевский на Семёновском плацу

Я жив?

Я жив....

Я жив! Я не расстрелян!

Но сердце, словно поплавок, дрожит.

Плац перейти, когда нет в жизни цели,

Сложнее было мне, чем жизнь прожить.

Я помню дула, осужденных взоры,

Халат и столб, и плац полупустой...

И свет лучей на куполе собора -

Невыносимо яркий, золотой...

И этот свет вошел в меня, нетленный,

И вот коснулся сердца моего,

И сердце стало углем за мгновенье...

Оно алмазом было до того.

Я сердце-уголь выну из груди,

Чтоб углем набросать картину жизни:

Всего того, что было позади,

Всего того, что будет после тризны.

И в этой бесконечной круговерти

Не надо суетиться... Вышел срок.

И неохота рассуждать о смерти,

Когда Бессмертье целит мне в висок!

***

А старость есть религия, не меньше.

Её мы принимаем с неохотой:

Не мы её избрали, нас - она.

Есть заповеди старости, есть подвиг

В том, чтобы жить в круговороте вечном,

Быть косточкой сладчайшего плода,

Которой суждено дать жизнь растенью,

Попав, как в землю, в память... И сквозит

Из будущего ветер... И за скобки