Большая, но не тучная Алиса
На свой закатный возраст оперлась.
Кот склабится сквозь дремлющие листья,
От гнева беспричинного трясясь.
Изменчив вечный свет над страшной рамой,
Там сгорбилась навек трава в стекле,
Застигнутая дребезжащей драмой
В неколебимой зазеркальной мгле.
Наморщив носик, умница Алиса
Весь день решает с каменным лицом,
Как подсластить последствия каприза
Каким-нибудь магическим словцом.
Окутанная вечностью двойница
Чихнуть боится: только рот скриви -
И Все-Алиса мигом раздробится
Под натиском предательской любви -
Любви к себе (земной и в зазеркалье),
Чей холод домогается тепла,
А губы - губ своих же (не она ли
Их рассекла, уйдя во мглу стекла?).
Дитя душевного кровосмешенья,
Безвольная, как берег меловой,
Она - головоломка и решенье,
Костер, с душой бесплотно-огневой:
Как в космосе, здесь ночь без дней, вернее -
День без ночей, и мир развоплощен
Так сладостно, и стынет перед нею
Ленивый прах людей, сгущенных в сон!…
Мы тоже не вернемся в мир разбитый -
Толпа теней, бесформенный поток,
Расплывчатая взвесь и монолиты,
Неисчислимой вечности итог -
Слепая пыль, которой все простилось!
Но лучше бы - о нашей плоти бог! -
Твой гнев навеки, лишь бы эта милость -
Живая боль среди земных дорог.
Там, где на лодке плыли мы тесниной -
Вся ширина в бросок пращи была, -
Был голый берег старины пустынной,
Заждавшейся усталого весла.
Там свет недвижным был над белокрылым
Снованьем чаек возле темных скал,
Где бриз, чей пыл сравним с любовным пылом,
Как верный раб, скорлупку нашу гнал.
Там водоросли, расступясь, открыли
Шуршащий берег, и среди камней
Мы, втайне наслаждаясь, ели, пили
То, что когда-то ел и пил Эней.
Там берег зеленел в глухом укрытьи
Утесов, он манил, и паруса
Хотелось опустить, на берег выйти
Под сладостные эти небеса.
Там бражничали мы, воображая,
Что мы пираты - океанский сброд
У древних скал. Чья ворожба чужая
Свершалась нами среди этих вод?
Там вечность я вкусил. Ее участье
Во всем сквозило. И открылось вдруг:
Мы гневом утоляем жажду власти,
А жажду древних утолял бурдюк.
Лечь там, где дремлют пращуры живые,
Как будто снова в месяц шириной
Пространство, как во времена былые
(Пусть плачет Атлантида под волной!).
Какой предел за голубым раздольем
В столетьях обескровит наш порыв?
Мы шар на полушария расколем,
За Геркулесовы столбы уплыв
На запад, в даль, где варварским рассолом
К маису нас прибьет, к большим бобам
И к нежным лозам, что на склоне голом
Сопрели… Тут-то и родиться нам.
