Слово о Габриэле Мистраль

Ты приходишь к нам, Габриэла, любимая дочь чилийских юйе, береговых скал, исполинского ветра. И мы встречаем тебя с радостью. Никто не забудет твоих стихов, воспевших колючий кустарник и снега Чили. Ты - чилийка. Ты принадлежишь народу. Никто не забудет твоих строк о босоногой детворе. Никто не забыл твоего "Проклятого слова". Ты всегда защищала мир. За это и за многое другое мы любим тебя.

Ты возвращаешься, Габриэла, к желтым юйе, к колючим кустарникам твоей родины Чили. И мне подобает встретить тебя добрым словом -- правдивым, цветущим и суровым, созвучным твоему величию и нашей нерасторжимой дружбе. Врата, сложенные из камня и весеннего цветенья, распахнулись тебе навстречу. И нет ничего милее моему сердцу, чем видеть, как твоя широкая улыбка сливается со священной землей, которая расцветает и поет, когда на ней трудится наш народ.

Мне выпало разделить с тобой ту суть и ту правду, что обретут уважение благодаря нашему голосу и нашим делам. Пусть покоится твое чудесное сердце, пусть оно живет, сражается, творит и поет на земле нашей родины, отрезанной от мира Андами и океаном. Я целую твой благородный лоб и склоняюсь перед твоей необъятной поэзией.

Перевод Э. Брагинской

Хайме Кесада

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Габриэла Мистраль (1889--1957, родилась в чилийском городке Викунья, провинция Эльки) представляет -- с полным правом! -- в чилийской и ибероамериканской литературе не только писательницу, которая в своих всего лишь пяти книгах "отчаяний" и "давилен" создала поэтические произведения, дышащие страстью и человечностью, но также -- что не менее знаменательно -чилийскую женщину двадцатого столетия, сумевшую, на языке взволнованном и скорбном, высказать в основных темах своей поэзии и прозы себя, а через себя -- других людей, что делает ее творчество близким каждому из нас, истинным уроком жизни.

Родившаяся в небольшой долине Андских Кордильер, она с молодых лет много ездит по родной стране в школьных экскурсиях (от селитренной пустыни до юга Патагонии, от Анд до Тихого океана), а затем отправляется в другие страны и на другие континенты, одержимая духом странствий, добровольных скитаний (Мексика, Соединенные Штаты, Италия, Испания, Португалия, Франция и вся Латинская Америка с ее Антильскими и Карибскими островами). Позже, она всем своим существом отдается страсти познания других стран, в которых говорит с акцентом своих диких приморских просторов, спокойно вверяясь судьбе. Однако в любой точке земного шара она неизменно остается верна главным своим заботам и темам -- это ее родина Чили, ее индейская Америка и жители этой родины и этой Америки во всем разнообразии их географии и обычаев, их образа жизни и их занятий. А главное -- их упрямой склонности исправлять мнения неверные или слишком уж достоверные.

Нобелевская премия по литературе (1945) придет к ней по праву "за ее лирическую поэзию, вдохновленную глубокими чувствами и сделавшую ее имя символом духовных устремлений всего латиноамериканского мира", как аргументировала Шведская Академия присуждение ей этой самой престижной литературной награды.

На страницах этой Антологии представлено обширное собрание мощной поэзии Габриэлы Мистраль. А также -- образцы ее впечатляющих прозаических текстов. Ибо и та и другая сторона ее творчества -- и поэзия, и проза -посвящены жизненно важным темам, постоянно волновавшим писательницу: школа, религия, общество, индейский мир, природа, география Чили, вся Америка. Темам основополагающим и центральным в каждой из ее поэтических книг и в ее столь своеобразных "посланиях" или "мотивах". Благодаря постоянному цикличному возвращению к этим темам Габриэла Мистраль, несомненно, входит в число создателей современной чилийской поэзии (вместе с космическим, всеземным Пабло Нерудой и "альтасорианцем" и авангардистом Висенте Уидобро); в плане интимном и всечеловеческом она дает имя тому, что не имело имени, кроме как в простонародной речи.

А посему есть вполне основательные причины с радостью и признательностью приветствовать издание Антологии произведений Габриэлы Мистраль на русском языке. Что особенно примечательно -- изумительное творчество "чилийской сельской учительницы" и поэта с мировой славой появляется на языке изумительного Толстого. Тут следует напомнить, что Габриэла Мистраль была усердной читательницей русской литературы своего времени, а также страстным пропагандистом великих русских романистов (например, статья "Слово о Максиме Горьком"). Сам Пабло Неруда в своих воспоминаниях "Признаюсь: я жил" свидетельствует, что создательница "Отчаяния" открыла ему дверь в мир русской литературы: "Я могу сказать, что Габриэла Мистраль приобщила меня к серьезному и беспощадному взгляду на мир русских романистов и что Толстой, Достоевский, Чехов вошли в круг моих самых любимых писателей".

Поэтическое наследие Габриэлы Мистраль хотя невелико по объему, но весомо. Сама она без какого-либо стеснения признавалась: "В моем скромном творчестве живет чилийский дух -- сдержанность и суровость". Этакий камень, скатившийся с горной гряды, -- в нем дерзкий вызов и изумление. И однако ее "скромное творчество" мужественно отстаивает значение духовных, общечеловеческих ценностей, любовь к родным местам, к сельским просторам, к творческому духу латиноамериканских народов. Здесь источник ее поэзии, объемлющей и легендарное прошлое, и магические, и космические мотивы.

Парадоксальным образом почти все произведения Габриэлы Мистраль публиковались сперва за границей, а не в ее родной стране. В Нью-Йорке вышел сборник "Отчаяние" (Институт Испании, 1922) -- первая ее книга, когда духовным и географическим обрамлением всего ее творчества были атмосфера и пейзажи Патагонии, этой чилийской территории, являющей собой воплощение пустынного и далекого Юга.

В почти молитвенном обращении к своему будущему читателю Мистраль говорит: "Да простит мне Бог эту горькую книгу, а также да простят мне ее люди, для которых жизнь сладка".

Впрочем, стихи этой книги не только горьки; в нее входят доверительно-трогательные баллады, часто выстроенные в форме живого, непосредственного диалога, -- что придает особый характер всему сборнику, в конечном счете, посвященному любви. Здесь и школа, где поэтесса прошла курс человечности ("Сельская учительница"), и стихи религиозные, простодушно благочестивые, почти молитвенные ("Страстная пятница"), любовь и скорбь, с их романтикой, ревностью и трагедией ("Баллада", "Вопросы", "Сонеты смерти") -- во всех них жарко пылает страсть и безоглядность, здесь существование и жизнь, как они есть. А ее "Пейзажи Патагонии" дают типический -- в плане поэтическом и географическом -- образ природы у Магелланова пролива, на краю света.