Ловушка для лягушки (СИ)

воды хлебнул, и Аня мне

сказала: «Слышишь, по спине

40

давай тебя ударю...» «Ладно», -

ответил я. Рукой прохладной

между лопаток троекратно

она ударила. «Спасибо».

Она мне улыбнулась нежно,

а я вдруг понял, что я либо

женюсь на ней, либо мятежно

окончу жизнь, - так был пленён

мой дух внезапно. «Я влюблён», -

41

шептал себе я, возвращаясь

домой. А вечером, пытаясь

её найти, я шлялся, маясь

любовью, по деревне долго.

И только, когда уж смеркалось,

возле палаток, рядом с «Волгой»

курортников, мне повстречалась

она среди своих подруг

и мальчиков. Усевшись в круг

42

они внимали её пенью.

Я свято чтил тогда уменье

петь под гитару, так что мненье

моё об Анне обретало

всё более высокий тонус.

Я сел в кружок. Она узнала

меня и улыбнулась, - глобус

качнулся под ногами. Я

безумно счастлив был, друзья.

43

На следующий день мы вместе

ходили вдоль лимана, если

не лжёт мне память, и чудесней

минут тех не было уж после

в теченье месяца, покуда

я не влюбился то ли в Тосю,

то ли в Анфису, - я не буду

припоминать сейчас, как звать

подругу новую. Опять

44

вернёмся на лиман. Блестела

соль на земле. В глаза глядела

мне Аня. Я же то и дело

краснел и говорил несвязно

о чём-то... Я не помню... Вскоре

вернулись мы, и я развязно

шутить стал, встретив возле моря

своих дружков, а Аня вдруг

вернулась в свой семейный круг.

45

А вечером мы в туалете

с дружком распили «Вермут», - где те

года беспечные?! – на свете

так хорошо тогда казалось

нам жить... Потом по пляжу шустро

мы двинулись к палаткам, малость

уж охмелев, в кармане устриц

припрятав для девчонок, - я

для Ани их припрятал. Зря,

46

надо сказать... Но это после

мне станет ясно... Вот мы в гости

приходим, в круг садимся возле

поющей Ани. Мне улыбку

она дарит, я млею, томно

и пьяно улыбаясь. Гибкий

стан свой согнув, я вдруг нескромно

залез на лестницу, что здесь

стояла. Верх её на жесть

47

был облокочен будки странной

для сторожа, который рано

заснул, напившись. Два барана

пасутся рядом. Сверху видно

мне плечи Ани, даже ямку

меж двух грудей, куда я скрытно

кидаю взор, и на панамку

перевожу его, чтоб скрыть

свой умысел порочный... «Вить, -

48

я обращаюсь к другу, - может

и ты споёшь?» «Хи-хи, а что же,

чего б не спеть... Эй, слышишь, рожа, -

он обратился к парню слева, –

гитару передай мне...» «Только

вы не грубите», - Аня смело

ему сказала. «Вы не полька?

Кичливая такая...» «Вить, -

вступил тут я, - харэ бузить».

49

Запел мой Витя, но похабной

была та песня. Неослабно

я наблюдал за Аней. «Ладно, -

сказал я, увидав как Аня

была оскорблена, - Виталя,

остановись... Ведь я заране

тебя просил...» Но моя краля

уже вставала, чтоб уйти.

Чтоб встать любимой на пути

50

я слезть хотел, но, блин, к несчастью,

тут лестница сломалась. «Здрасьте», -

сказал я на земле, во власти

смущения и свою попу

ушибленную потирая.

Клубилась пыль. Раздался хохот

Виталика, а Аня злая,

забрав гитару, вон ушла.

Не повезло. Вот так дела.

51

Короче, как не домогался

её вниманья я, - старался

я зря и, в общем, исстрадался

из-за её презренья... Вскоре

она уехала. Из Минска

она была. Я долго в горе

был, больше месяца, но искра

во мне любви к другой зажглась,

и мысль моя перенеслась

52

к объекту новому влеченья...

С тех пор прошла уж, без сомненья,

почти что вечность. Впечатленья

от жизни сотню раз сменились

уже мои. И вот я вижу

тут, в поезде, её. Не снились

такие нам пути. Поближе

я к даме подошёл: «А вас

не Аней звать?» Прищурив глаз

53

насмешливо и чуть порочно

она сказала: «Нет». «Да?.. Точно?»

«А что такое?..» «Просто очень

вы мне напомнили... Скажите,

вы не из Минска?» «Нет». «Ошибка».

«Ну ничего...» «Да. Извините».

Я отошёл. Её улыбка

сменилась кислой миной: так

вдруг оборвать... Какой мудак!..

54

Да, как я мог подумать, будто

она передо мной! Минута

затмения. Ошибка тута

такая: Ане двадцать восемь

сейчас бы было, а соседке

моей лет двадцать. Может, спросим?

Не надо лучше. Очень редкий

зашиб в башке: всё в голове

смешалось на пути к Москве!

55

Москва!.. Прими меня в пенаты

свои, имевшего утраты

столь веские, что навсегда ты

должна впустить в своё пространство

меня, владеющего силой

перевести язык мытарства

в стиль гармонический, не милый

всем этим распиздяям от

литературы, на фиг... Вот.

56

Но это отступленье... В общем,

вернулся я в купе, - уж очень

неловко стало мне и к ночи

готовиться пора к тому же.

Сосед мой спал. Я стал стелиться.

Сходил умыться. Надо б ужин

доесть... Вот лучик золотится

сквозь занавеску. Грустный час.

Вечерний... В детстве я не раз

57

им тяготился... Вот простынки

я расстелил, полуботинки

снял и подумал, что ботинки

в Москве уже надену, - дело

к зиме идёт; затем, раздевшись,

залез под одеяло. Прелым

подушка пахла. Луч, зардевшись,

стал угасать. Сосед всхрапнул.

Я, поворочавшись, уснул.

58

На следующий день, проснувшись,

перед Москвой и встрепенувшись,

я собираться стал. Надувшись

сидел мой армянин, - наверно

обиделся, ведь я за сутки

трёх фраз с ним не сказал. А верно

хотел он поболтать. Но – дудки,

я уклонялся. Через час

уже Москва встречает нас.

59

Да, никуда уже не деться, -

люблю Москву. Не отвертеться

мне от привязанности, с детства

воспитанной. Её пространства,

дома высокие, вокзалы,

проспекты, улочки, убранства

церквей, музеи, тротуары,

певицы, люди, мэр Лужков

(хоть я давно уж с облаков

60

на землю спущен) мной любимы...

Но вот мы подъезжаем. Мимо

проходят к выходу та дива

с ужасным мужем, иностранцы

какие-то, другие люди.