Часть вторая. Тёркин-оккупант
Рано утром вдоль по стежке,
Соблюдая свой черед,
Котелки забрав и ложки,
К кухне шел за взводом взвод.
Суп да каша, чай до пота,
Не ропщи, солдат, на жизнь,
Что с того, что есть охота,
Ничего, на то пехота,
— Становись!
Хорошо в полку, где повар
Парень тот, как говорят,
Когда повара такого
Уважает брат-солдат.
Хорошо, когда добавком
На двоих и на троих
Угощает, как подарком,
Парней верных и своих.
Чтобы числился недаром
По профессии своей,
Чтоб еда была с наваром,
Да была бы с пылу, с жару
Подобрей и горячей.
— Слышь, подкинь еще одну,
Ложечку, другую,
Говорят, опять войну
Сталин гнет втихую.
Подкрепи, пока есть срок…
Покосился повар:
— Ничего себе едок,
Ваш сержант-то новый!
Ложку лишнюю кладет,
Молвит не сердито:
— Вам бы, знаете, во флот
С вашим аппетитом.
Тот:
— Спасибо. Я как раз
Не бывал во флоте,
Мне бы лучше вроде вас,
Поваром в пехоте.
Мне б готовить кашу так,
Заправляя жирно,
Чтоб в котле стоял черпак
По команде «смирно».
И, усевшись под стеной,
Кашу ест, сутулясь.
«Свой?» — бойцы между собой,
«Свой!» — переглянулись.
Подзаправился, встает,
Поправляет ремень,
На часы глядит, на взвод,
Проверяя время.
Гимнастерочка, штаны,
И почти что новые,
С точки зренья старшины,
Сапоги керзовые.
И ребятам остальным,
Что еще возились,
Захотелось вместе с ним —
Все заторопились.
Не затем, что он стоял
Выше в смысле чина,
А затем, что жизни дал
За едой мужчина.
Любит русский человек
Праздник силы всякий,
Потому и хлеще всех
Он в еде и драке.
Взвод на двор выводит он,
Все бойцы в восторге:
Шепчут сзади:
— Ну, силен!
— Всё равно, что Тёркин!
— Это кто там про меня?
Подавясь махоркой,
Взвод присел:
— Как про тебя?
— Я — Василий Тёркин.
Окружил сержанта взвод —
Не бойцы, а рыбы,
Смотрит стриженый народ:
Кто к ним ночью прибыл.
— Тёркин — лично?
— Я и есть.
Люди оробели.
— Как же Тёркин и вдруг здесь?
— Тёркин — в самом деле?
Но признала вдруг братва,
Угадала с виду:
— Точно!
— Тёркин!
— Вот лафа!
— Он не даст в обиду…
Тут команду подает
Им сержант: — Отставить!
— Становись!
Но видит взвод:
Парня радость давит.
***
Хорошо, друзья, приятно,
Сделав дело, поутру
В батальон идти обратно
Из столовой по двору.
По двору шагать казармы,
Думать — мало ли о чём,
Взвод свой чувствовать по-парный,
Между прочим, за плечом.
Доложить потом по форме
Командиру не спеша,
Хоть солдата плохо кормят,
Зато бравая душа.
Кормят плохо-маловато,
То, что каша — не беда,
Хороши зато ребята,
Уважают, как всегда.
А солдатам помоложе,
Что впервой с тобой идут,
Им теперь всего дороже —
Знать одно, что Тёркин тут.
Остальным — когда придется
Не мечтают об ином:
Не последним самым хлопцем
Показать себя при нем.
Свет пройти, нигде не сыщешь
Среди взрослых и ребят
Дружбы той святей и чище,
Что бывает меж солдат.
Получил письмо солдат,
И совсем солдат не рад:
От начала и до точки —
Перечеркнутые строчки,
Цел поклон, привет и дата,
А по почерку — от брата.
Говорит солдат:
— Досадно.
Отписал домой привет.
Ждал два месяца. Ну, ладно.
Нет, так на тебе — ответ!
Для солдата нету кроме
Утешенья, как махра,
Примостился на соломе,
Перетертой, как костра,
Закурил, взглянул вокруг:
Спят бойцы, кому досуг.
А неспящие у койки
У сержантовой торчат:
Смех столбом… Опять, знать, Тёркин,
Что-то выдумал сержант.
Но глядит с тоской солдат,
Ничему солдат не рад,
И, вздохнув, горюет вслух:
— Без письма-то, как без руки!
Без письма и у махорки
Вкус уже не тот. Слаба.
Вот судьба, товарищ Тёркин…
Тёркин:
— Что там за судьба!
Так случиться может с каждым,
Цензор — там, а мы под ним.
Вот со мной какой однажды
Случай был, с письмом одним!
Получаю раз из дома —
Из деревни друг прислал:
О колхозе и знакомых
Всё, как было, отписал.
И не то, чтоб одной строчки
Цензор вычеркнул бы там,
Даже черточки и точки
Сам расставил по местам.
Замполиту же посланье
Так понравилося вдруг —
Приказал мне на собранье
Прочитать солдатам вслух.
А писал в письме мне Паша:
«Жизнь зажиточная наша,
Дружно трудится колхоз —
Урожай едва весь свез.
Все одеты и обуты,
Чаша полная всему.
Я оделся — фу-ты, ну-ты, —
Переплюнул и Фому!
А едим, что даже Зинке
Стало нравиться… А мать
Так поправилась, что к Димке
Хочет в гости уезжать!»
Только тот Фома был нищим —
Век в тряпье ходил одном,
Дядя Димка на кладбище
Был свезен давным-давно.
Что ж касается про Зинку —
Так в колхозе звали свинку.
Дальше было: «Ты смотри там,
Будь готов, как сын страны,
Разгромить из Уолл-Стрита
Поджигателей войны.
А за то, что малой кровью
Мы их тоже будем гнать,
Руку правую готов я
Про заклад мою отдать!»
Но начальство ведь не знало,
Что приятелю моему
Под Берлином оторвало
Руку правую ему!
Вот оно какое дело,
Мой товарищ и сосед:
Пишет брат твой неумело,
Потому такой ответ.
Потерять письмо обидно,
Не твоя на то вина,
Падать духом — вот что стыдно,
Здесь смекал очка нужна.
Ничего на атом свете
Не приходит к нам само,
Мы с тобой за всё в ответе.
То-то, брат! А ты — письмо.